Такой резкий демарш Петрова мог означать, что расклад сил в борьбе с рейдерами поменялся. Никто толком ничего не знал, даже обычно осведомленный обо всем Гуронов, но перемену курса почувствовали все, и с тех пор вопрос о бупрофиллиновом проекте на планерках не поднимался.

Поскольку никто открыто и не запрещал заниматься этим проектом, то все дальнейшие действия по регистрации бупрофиллина все равно продолжались под эгидой «РосФарма», но теперь уже решительно все счета оплачивались Леоном и Серафимом.

Другая неприятность пришла в виде электронки от старины Кумара, имевшего безошибочное чутье на лучший способ срыва планов Алекса. Он прислал ссылку на новую сетевую игрушку «Боевые машины» (она оказалась к тому же придуманной русскими – Алекс почувствовал лёгкую гордость) и предложил сыграть пару игр. Аватар Кумара назывался «пилот Ативан», поэтому Алекс естественно выбрал себе «пилот Антикумар-7». Цифра семь фиксировала тот факт, что боевые просторы игры уже бороздило еще шесть обладателей этого славного имени. И если первые пару игр они с Кумаром дружно уничтожали вражеские машины, то ближе к утру Алекс уже старался найти и уничтожить медлительного «пилота Ативана», чтобы отплатить ему за бессонную ночь.

Следующим утром, сидя перед рабочим компьютером, Алекс долго раздумывал, можно ли незаметно загрузить «Боевые машины» или лучше сразу договориться с айтишниками. К концу недели Алекс был уже абсолютно уверен, что за другими ипостасями «пилота Антикумара» скрываются их общие знакомые, которые тоже поставили своей целью отомстить Кумару за саботаж их мирной и до этого осмысленной жизни.

* * *

– Селезнев меня даже не пустил на порог, мелочный и жадный старикан, – пожаловался Леон. – Но я все уладил через его зама по клинической работе.

Среди принципов работы с чиновниками, которые Алексу объяснил его брат, правило о даче взяток гласило, что нельзя давать взятку чиновнику внизу или в середине цепочки принятия решения. Только одному и только принимающему решение. Иначе будешь платить на каждом уровне и решение будет тормозиться на каждом уровне, выжимая из тебя новые взятки.

Заметив сомнение на лице Алекса, Леон сказал:

– Завтра можешь нести свой клинический протокол некоему господину Морову – он там у них отвечает за клинику…

– Он добрый и понимающий? – догадался Алекс.

– Да, – лицо Леона просияло. – И он тебя завтра ждет.

Это был невысокий сухощавый человек, безусловно умный и подозрительный, пользующийся беспрекословной поддержкой главного нарколога России Селезнева. Дело в том, что их совместные, выражаясь деликатно, венчурные проекты в советское время закончились тем, что Константина Павловича посадили всерьез и надолго. Эти венчурные проекты в большинстве своем заключались в вызволении из тюрем через психиатрическую больницу, разумеется, всех, кто мог за это заплатить. От воров в законе до валютчиков. На суде выступал даже один диссидент, получивший фальшивое заключение о прогрессирующей шизофрении из рук Константина Павловича. Будучи человеком не только умным, но и порядочным, он никого из подельников не сдал и отсидел все положенные десять лет. За что, выйдя на волю, немедленно стал руководителем экспериментальной клиники на 36 коек при главном наркологическом центре в стране. Эти койки приносили и научную славу, и деньги. Единственным, что теперь отделяло его от статуса великого врачевателя алкоголиков и наркоманов, была его сильная нелюбовь к последним.

Несмотря на мрачные анекдоты и истории о явно немедицинских подходах к лечению незадачливых алкоголиков и наркоманов, рассказанные Алексу Леоном и, независимо от него, ребятами из «Истока», другого места для проведения клинических испытаний быть не могло.

Кабинет Константина Павловича располагался не в главном здании наркологического центра, а в отдельном флигеле во дворе. Войдя во флигель через обитую войлоком дверь, Алекс попал в полутемное помещение. Сразу стало понятно, что в этой комнате никто никогда и ни по какому поводу не улыбался. На кресле и офисном диване лежали безразмерные папки с тесемками, раздувшиеся как иной утопленник, пыльные вырезки из газет и свёрнутые в тубусы медицинские плакаты, перевязанные резинками. Рабочий стол Морова был тоже изрядно захламлен стопками бумаг и книг. Казалось, что единственным непыльным местом была тумбочка, на которой разместился стеклянный чайник, стакан с чем-то недопитым и помятая коробка с чайными пакетиками. Где-то там должен был лежать пухлый конверт, принесенный Леоном с целью, выражаясь медицинским языком, «повышения приверженности» Константина Павловича к предлагаемому сотрудничеству. Алекс улыбнулся, вспомнив, как Леон с довольной улыбкой описывал свою встречу с Моровым: «Этот подлец отказался пускать меня в свой кабинет. А когда я все-таки прорвался, он категорически не хотел брать денег, прятал руки! Так что мне пришлось засунуть конверт между его худой ляжкой и креслом».

Просмотрев принесенные бумаги, доктор Моров, слегка прищурившись, взглянул на Алекса:

– У вас тут написано, что назначать бупрофиллин наркоманам надо в период абстинентного синдрома по болевому признаку. Вы хоть понимаете, что именно страх перед этой болью – единственное, что может заставить их бросить колоться?!

Глядя на его гладковыбритое скуластое лицо, Алекс понял: Константин Павлович искренне считал, что страдание является важной составляющей истинного исцеления его больных. Да уж, дело испанской инквизиции живет и процветает! Однако, не обнаружив на стене распятия или другой христианской атрибутики, Алекс решил, что до Йозефа Менгеле этот человек все-таки не дотягивает, и довольно примитивно окрестил его за глаза Доктором Моро[11].

Алекс вспомнил, как во время первой встречи их государственно-частно-бесприбыльного союза Саша предложила:

– Бупрофиллин же назначают при болях, да? Значит, торчки могут получать препарат при ломках.

Алекс понял каждое слово в отдельности, но смысл сказанного каким-то образом не складывался в его голове.

– А что, при этой ломке действительно такие сильные боли? – уточнил Алекс.

Саша почти гневно взглянула на него:

– А ты когда-нибудь болел тяжелой формой желудочного гриппа? Вот помножь на пять и добавь боль во всех суставах и депрессию. И так несколько дней. А ты думал, почему эти торчки едут за следующей дозой?

Алекс, подумав, сказал:

– То есть, ты хочешь сказать, что наркоманы колются не для того, чтобы получить кайф, а наоборот – чтобы избежать ломки?

– Конечно.

– Нет, Сашенька, – вставил слово Леон, – я как нарколог вам авторитетно заявляю, что первые год-другой колются исключительно для кайфа, а только потом уже наоборот. Поэтому наркологи редко берут на лечение наркоманов с маленьким стажем.

Не обращая внимания на Леона, Саша продолжила:

– Алекс, пойми, если человек не уколется, то не сможет нормально