металлоискателем в надежде добыть премиальные монеты, чтобы свести баланс к концу месяца. Её вид мог отпугнуть любого, кто посмел сунуться на проходную. Высокая, с коротким ёжиком на макушке и длинными тонкими волосками у шеи. Бегающие глаза, беззубая улыбка. Длинный нос Зинаиды залезал в недра сумок, а некстати ловкие пальцы выискивали контрабанду. Нина Викторовна, бывшая коллега, потом рассказывала, что Зинаида с особым усердием досматривала её в последний рабочий день. Нине Викторовне как пенсионерке пришлось покинуть родной завод по настоянию большого начальства. «Обшманала меня всю, будто весь завод выношу! Противная тётка!» – жаловалась она мне по телефону. При всём этом Нина Викторовна как-то умудрилась пронести на себе зимний спецовочный костюм: телогрейку и ватные штаны. Ловко, ничего не скажешь!

Второй же любопытствующий, Валерий, был безобиднее Зинаиды. Но только на первый взгляд. Лысеющий и стареющий мужчина с тёмными, зализанными на правую сторону волосами, ростом чуть выше меня. Мне казалось, он где-то вёл учёт особо понравившихся сотрудников, иначе не объяснить его феноменальную память и интерес. Это настораживало.

По средам с утра я ходила на обход по технологии в КПЦ, который располагался через дорогу от основной территории. На обходе мы проверяли, насколько реальность соответствует документам, и следили за перемещениями металла в цехе. Так Валерий меня и запомнил, даже умудрился разглядеть имя на пропуске. И началось…

– Александра, что сегодня такая грустная?

– Что, опять идёшь трудиться? Давай-давай!

– Александра, а что это у тебя за книга такая большая? Толстой? – Валерий увидел книгу, которую я брала с собой почитать в обед.

– Толстой.

– Александра, я же пошутил, – попытался оправдаться охранник. Наверняка он заметил моё сердитое лицо. Не любила я, когда чужие лезли ко мне без спроса.

– Я тоже, – быстро бросила я, уходя домой.

И хорошо ещё, что вахты у охранников менялись, иначе бы нас вообще перестали пускать на завод. А так ли мы нужны вообще? Столько препятствий и проблем, чтобы просто попасть на рабочее место и покинуть его… Вечные подозрения в самом страшном. Но ведь настоящие преступники либо очень изобретательны, либо очень влиятельны. А на нас, видимо, можно отыгрываться. Работяги же ничего не смогут сделать.

Однажды я сильно торопилась попасть в КПЦ на обход, с собой у меня была папка с документами. Охранница долго сличала имена на обоих моих пропусках. Я опаздывала и решила поторопить её:

– Можно побыстрее, мне работать нужно.

– Постоите, ничего. И вообще, что у вас с лицом? Не надо так ходить, – произнесла она, протягивая мне документы.

– Я опаздываю. Не надо меня учить, – внутри поднималась злость из-за задержки.

Жаль, я не выругалась. К сожалению или к счастью, эмоции на моём лице довольно часто становились предметом обсуждения совершенно разных людей. Однажды на семинаре по поэзии мастер заявил: «Вот я наблюдал за ней, пока шло обсуждение. У неё так менялось лицо. Да она такая же, как её стихи. Я там, конечно, отметил разные места. Но это не имеет значения, если она такая». Грустно, что профессиональный разбор отошёл на второй план. Я только зря потратила время и нервы. Если уж писатели не церемонились, то что говорить о службе режима? Хотя от них можно было этого ожидать.

О какой безопасности могла идти речь, если охранники элементарно мешали работать? Я всегда наивно полагала, что раз мы трудимся на одном предприятии, то у нас одна общая цель. Разумеется, я ошибалась. Начальство другого цеха нашего филиала сидело в здании неподалёку от заводоуправления, где работали мы. В этом здании со столовой, складом спецодежды и другими кабинетами поставили рамку металлоискателя на входе. Заходить стало труднее. Однажды мои коллеги поругались там с охраной, «прозвенев» в рамке. Перепалка закончилась жалобой.

И только через эту рамку можно было теперь попасть в примыкающие здания. В каждом отделении цеха для удобства и безопасности предусмотрено несколько ворот и дверей, чтобы и вагоны, и машины, и люди могли свободно перемещаться, а в случае чего покинуть цех. Ворота открывались только одни и под контролем охраны, а в цех народ попадал исключительно через металлоискатель.

Здание администрации цеха – рамка… а дальше два варианта. Первый: вниз, через подвал во внутренний двор, а потом уже в цех. Второй посложнее: через второй этаж по закованному в стальные панели переходу, но прямо в цех. И кому пришло в голову всё перекрыть? Если что-то случится, никто не успеет помочь. Молотовка – горячий цех: куча печей, раскалённый металл. А если пожар? Видимо, руководство завода не обучалось охране труда. Или как все: только расписывались, что прослушали инструктаж. Все горячие цеха проектировались по специальным стандартам, там должны быть доступные выходы для непредвиденных ситуаций.

Я переживала, что и в КПЦ поставят рамки в каждом подразделении. А там было где разгуляться: административный корпус, прессовое отделение, отделение отделки металла… Нет, ничего не внедрили. Другая территория – свои порядки. А ведь перемещение между корпусами могло здорово усложнить текущую работу.

Но жизнь распорядилась иначе.

Летом я носила с собой на работу маленькую белую круглую сумку, а обед – в отдельном пакете. В жару я не только одевалась в лёгкие сарафаны, но и брала с собой минимум вещей. В сумочку легко помещались телефон, кошелёк, ключи, пропуск и плеер с наушниками. В тот день я отпросилась пораньше, чтобы увидеться с папой, возвращавшимся через Челябинск из алтайского похода. Как обычно, пересекала рамку металлоискателя, но мне не повезло: на смену заступила новая дотошная тётка. Попросив меня показать вещи, охранница бесцеремонно сунула свои длинные пальцы в сумочку, оттянув её край.

– А что это у вас там? Доставайте! – велела она. – Вон ту коробочку.

Это был плеер.

– Там мои личные вещи.

– Показывайте.

Я достала плеер, охранница выхватила его и крикнула:

– Запрещено для проноса! Пишите объяснительную!

– Вы сами полезли в мою сумку, а я ещё должна что-то писать? – я просто обалдела от наглости. И даже оцепенела на мгновение.

– Быстро, быстро! Иначе не выпущу!

– Это мои личные вещи, вы не имеете права…

– Носители информации к проносу запрещены. Умная нашлась! Тут камеры везде, там всё видно.

Я на ватных ногах поплелась за вредной тёткой в кабину. Там мне выдали листок и ручку для объяснительной. Она даже соизволила продиктовать мне текст. Меня задержали и досматривали как преступницу. Безумное сердце колотилось очень быстро. Я же ничего не сделала!

– Когда мне вернут плеер? – с трудом произнесла я.

– Завтра в службе режима по заявлению, подписанному вашим начальством, – недовольно процедила тётка.

Дорогу на вокзал я не помнила,