Взошло солнце. На западе прогремели мосты. Шел на Москву "люкс".

Теперь они монотонно повторяли только одни и те же слова.

- Жарко, - говорил усатый, - жарко тебе?

- Кусаешься? - спрашивал Гусятников. - Кусаешься?

Наконец, пограничнику удалось вырвать еще несколько метров. Надо было кончать. Он поднял револьвер, но пальцы правой руки были бессильны. Тогда он взвел курок обеими руками и стал нащупывать усатого, в руках которого тоже покачивалось дуло маузера.

Они выстрелили почти одновременно, поэтому треска маузера Гусятников не слышал. Что-то рвануло его за плечо, и Гусятников инстинктивно зажмурился. Когда он снова открыл глаза, то увидел, что нарушитель тоже ранен. Опустив револьвер, усатый собирал пригоршнями и ел снег.

...Как их подобрали в поле шоферы соседней МТС, как растирали снегом и тридцать километров мчали к заставе, Гусятников не помнил.

- Могу показать описание, - сказал редактор, когда умолк рассказчик.

Он подошел к "ильичевке" и медленно обвел пальцем заметку. В ней было ровно пять строк. Впрочем, больших статей не было во всей газете.

Следя за редакторским пальцем, мы прочли:

"12 декабря товарищ Гусятников Г.М., пулеметчик и член ВКП(б), при условии мороза и без наличия сапог, задержал нарушителя госграницы".

От редакции:

"По таким, как товарищ Гусятников, надо держать равнение!"

Пораженные протокольной плотностью "описания", мы спросили редактора:

- И это все?

- В основном все, - подтвердил редактор спокойно.

- Решительно все?

И вдруг собеседник наш заметно смутился.

- Верно, - сказал он, замявшись, - есть факт. Километры не проставлены.

Намочив чернильный карандаш, он вывел твердыми печатными буквами:

"А всего пройдено 36".

- Так будет верно, - сказал он, успокоившись.

И рассказчики молчаливыми кивками подтвердили справедливость поправки.

1934