"Не нужный я никому человек", - думал Тихон, и сознание этой ненужности было страшнее всего, что он до сих пор перенес в жизни.

В конце весны Тихон неожиданно взял расчет. Ночью он сложил в матросский мешок кое-какие вещи, немного хлеба, соли и ушел пешком в Бийск, на железную дорогу. Адрес лагеря был у Тихона зашит под подкладкой бушлата. Тихон шел быстро, насвистывал - земля горела у него под ногами.

На берегу Катуни он два часа дожидался парома. Молодые голосистые бабы сводили к парому упиравшихся лошадей. Била в реке тяжелая рыба нельма. Старуха в разноцветных валенках: левый - серый, а правый - черный, сидела на возу, долго рассматривала Тихона, жалела его - молодой, видный человек, а без руки - и наконец отважилась, спросила:

- Куда ж это ты бредешь, милый, с котомкой да без руки? Бредешь, смеешься. Горе тебе нипочем.

- К сыну я иду, - ответил Тихон. - Поняла, старая? К сыну!

- А жена померла, что ли?

- Не было у меня жены, - усмехнулся Тихон.

- А ты не смейся над старой! - рассердилась старуха, - У меня тоже двое сынов на фронте.

- Я не смеюсь. - Тихон взглянул на старуху. - Сын у меня... приемыш... К нему и иду. Около него жить буду.

- Ну, разве приемыш!-заулыбалась старуха.- Ты так и скажи. Небось ласковый?

- Даже очень, - ответил Тихон. - Как для других, а для меня нету ласковей человека на свете.

- Вот я и гляжу, что ты радуешься, - сказала - старуха. - Безрукий, калека, а радуешься.

- Ничего, бабка, и для меня найдется занятие! - сказал Тихон и пошел на паром.

Паром, скрипя, тронулся, и тотчас солнце так ударило по воде, что Тихон зажмурился. Прощайте, сибирские горы!

1943