Хотя этот случайный разговор, а точнее, неожиданное предположение врача, Сарсен посчитал вначале несуразным и бредовым, потом все же крепко задумался.

В те годы спиртного в магазинах было хоть отбавляй. А Сарсен, надо сказать, как раз пристрастился к бутылке. И что странно, стоило ему выпить, как в ухе тут же начинал надоедливо жужжать недавний разговор с врачом.

Однажды, напившись в стельку, он приволокся посреди ночи домой почти невменяемым, настежь распахнул дверь и прямо с порога спросил у жены заплетающимся языком:

Ты, Алипа, не морочь мне голову, а правду скажи: отцом Болата был я или кто-то другой?

Алипа не стала возмущаться, скандалить, просто схватила стоящую на печи сковородку и плашмя ударила ею мужа но лбу. Потом выкатила упавшего навзничь (пресна за порог и с треском захлопнула дверь.

Наутро, проснувшись с гудящей головой, Сарсен обнаружил, что лежит, свернувшись калачиком, во дворе и крепко обнимает своего старого облезлого кобеля Жолдыаяка.

Когда спиртное из этих мест исчезло, Сарсен, слава Богу, завязал пить и перешел к праведному образу жизни. Хотя с пьянством и было покончено, ссоры и стычки, скандалы между супругами не затихли. Время от времени, то разгораясь, то угасая, они продолжаются и сейчас.

Как только закрылась бригада, Сарсену пришлось сдать свой синий трактор марки «Беларусь». Хотел было снова перебраться в Мукур, но Алипа уперлась.

— Хочешь — переезжай сам! — сразу завелась она. — Я не собираюсь быть бельмом на глазу у свекра со свекровью! Они и без того меня на весь Мукур ославили: бездетная, мол, бесплодная... Не сдвинусь с этого места! Да и здоровье уже не прежнее, а мне покой нужен.

— Как знаешь... Дело, конечно, твое, Алипа, — свесив голову, сказал Сарсен, — а меня не держи, я все равно отсюда уеду.

— Скатертью дорожка! Я тебя не держу! — указала жена на дверь.

Но впоследствии Сарсен махнул рукой на свои намерения и никуда не уехал. Когда аул пришел в движение — кто-то перебирался вниз, кто-то оставался, Сарсен устроился на освободившееся место моториста.

Его новая должность только называлась громко, а зарплата оказалась пустяковой. Ну да ладно, зато нашлось все-таки дело для рук, и он, как прежде, был чем-то занят.

Что скрывать, в своих сомнениях Сарсен успокоился лишь наполовину. Если внешне все выглядит в порядке, в душе по-прежнему тлеет уголек недоверия. К чести Сарсена, хотя внутри и скребут кошки, стороннему глазу он старается этого не показывать.

Не зря говорят, что парша начинает зудеть, когда ее почешешь. Раньше, едва его начинали грызть тревожные думы, он, плюнув на все, искал утешения в спиртном. Сегодня не то что водки — перебродившего молока в этом ауле не найдешь. Не сказать, чтобы Сарсен встретил исчезновение с прилавков горькой с радостью, но и горевать не стал, легко с этим делом покончил. Однако его прежние открытость и отзывчивость куда-то пропали, все свои тайны, переживания он носит теперь в себе, стал замкнутым и хмурым. А разные сборища и сходы жителей оставшихся в ауле семи домов Сарсен с Алипой посещают крайне редко.

«Боже правый! — пугается он порой собственных мыслей. — Мне ведь только сорок исполнилось, сил полно, так отчего же жизнь моя к закату клонится?»

Действительно, Сарсен ни разу в своей жизни не жаловался на здоровье, не беспокоил врачей. Понадобится, так у него и сейчас силищи на зависть — железо согнуть может. Что касается бездетности, до сих пор точно не известно, Алипа в этом виновата или он. По мнению самого Сарсена, в его будто вылитом из чугуна борцовском теле есть только два изъяна. Один из них — это шрам сбоку на шее величиной с наперсток, а второй — отсутствие переднего зуба, из-за чего в моменты злости он произносит слова с присвистом.

Разве пьяному море не по колено?! Несколько лет назад Сарсен как-то по заданию начальства, грохоча на своем синем тракторе, спустился в Мукур. Пропадал долго, в аул вернулся лишь через неделю. Как говорится, сошел в тот раз с тормозов и так нагулялся, будто на дне бутылки весь смысл его жизни...

Ладно бы день пил, даже двухдневное пьянство можно простить, но разве проймешь чем-нибудь человека, если он ушел и недельный запой?! Короче, что там говорить, только когда закончились деньги и иссяк поток вожделенных возлияний, он наконец вспомнил, что приехал в Мукур неспроста, что начальство отправило его с ответственным поручением и что в ауле с нетерпением ждут его возвращения.

- Когда я сюда приехал? — спросил он у собутыльника.

Тот, загибая пальцы, подсчитал:

Пять дней назад.

Позорище! — схватился бедняга Сарсен за голову. — Что я теперь начальству скажу?

Не паникуй! Иди к врачу и выпиши справку, — посоветовал собутыльник.

— Какую справку?

— Что болел...

— Но я же не болел, а пьянствовал!

— Ну и что... Если хорошенько попросишь — выпишет, живой ведь человек, не каменный...

— Кто?

— Вот заладил, тугодум!.. Да врач, кто же еще!

— Какой врач?

— Например, зубной...

— Я не знаком ни с одним зубным врачом.

— В этом нет необходимости...

— А тогда как?

— Пойдешь да пожалуешься, мол, зуб ноет, нет мочи терпеть.

— А-а... А если зуб не болит?

— Тьфу!.. Да ты, оказывается, совсем бестолочь, ничего до тебя не доходит!.. Пускай не болит, а ты скажи, что болит. Наври!

— Стыдно же будет, если он поймет про вранье?

— Не поймет. Я же сказал, что врач такой же живой человек, как мы с тобой. Откуда ему, бедняге, знать, какой зуб и как у тебя болит? Чтобы запутать доктора, ты нарочно укажи ему на корень зуба — его ведь не видать.

— А если он вырвет зуб?

— Ну и пускай вырывает, зато у тебя в руках будет справка.

Не зря говорят, что стыд сильнее смерти; Сарсен долго раздумывал, но в конце концов подвязал платком щеку и через силу поплелся к доктору.

— У вас зубы прямо жемчужные! — восхитилась девушка-стоматолог. — С чего это они болят — на вид как будто совсем здоровые...

— Где корень, там болит, — со стоном сказал Сарсен. — Вот, в основании этого зуба.

Девушка осмотрела указанный зуб со всех сторон, но ничего не обнаружила.

— Может, болит совсем другой? — спросила она недоверчиво.

— Нет, именно этот...

— По виду совсем здоровый, не знаю,