поднял его, но выстрелить не успел. Зайца закрыла разлапистая ветка, и пока он огибал ее, тот уже был в недосягаемости выстрела. Остудин только увидел черные кончики его ушей и то, как заяц клубком скатился к речке. Он кинулся по свежему следу, подогреваемый азартом и ощущением близкой добычи. Метрах в пятидесяти от берега был небольшой островок, поросший редким тальником. Заяц мог залечь только там, и взять его не представляло труда. Остудин, не раздумывая, бросился с крутизны к реке, но, едва выскочив на припорошенный снегом лед, очутился в воде. Его спасло то, что сугроб, на который он налетел, затормозил погружение. Он успел сдернуть с плеча ружье и положить его поперек промоины.

Он выбрался из промоины вместе с лыжами и, не вспомнив о зайце, полез по крутому берегу к спасительному кустарнику. Когда добрался до него, лыжные брюки застыли и гремели, словно железо. До деревни было всего километра три, но он понял, что живым до нее не дойдет. Разжег костер, оттаял и выжал одежду и снова натянул ее на себя. До деревни он все-таки добрался, правда, без зайца.

Сейчас, глядя на клубившийся над Обью пар, он подумал: а что если в такой промоине окажется трактор? Ведь грузы на буровые приходится доставлять и по льду, и по не промерзшим болотам. Он представил, как трактор, заваливаясь набок, уходит в черную глубину, а тракторист, обезумев от страха, слепо шарит руками по стеклам кабины и не может найти выхода из нее. Остудин зажмурился и отвернулся от иллюминатора. Ни за что в жизни он не хотел быть свидетелем подобной сцены.

Сосед снова икнул, и он повернулся к нему. Тот был иссиня-желтым и смотрел на Остудина затравленным взглядом.

— Потерпите немного, — сказал Остудин, понимая, что помочь может только словом утешения. — Скоро сядем.

Сосед сжался в комок и закрыл рот ладонями. Самолет уже заходил на посадку. Слегка качнувшись, он заскользил лыжами по неровному полю, развернулся на дальнем его конце и потянул к одноэтажному деревянному зданию с высокой башней. С той стороны ее, которая выходила к посадочной полосе, красовалась большая надпись: «Аэропорт Таежный». «Ну вот и приехали», — подумал Остудин и почувствовал, что разволновался. Все, что происходило до этого, было только прелюдией к его переезду на новое место работы. А теперь он состоялся. Остудин ждал встречи с будущими сослуживцами и не знал, как они воспримут его.

Летчики открыли дверь, и пассажиры начали выходить из самолета. Его сосед попытался встать и тут же опустился на сиденье.

— Я вам помогу, — сказал Остудин и потянул его за локоть. Тот поднялся. Остудин добавил: — Если вас никто не встречает, я вас довезу.

— Спасибо, — ответил сосед. — Я этого не забуду.

Остудин невольно улыбнулся: человек пережил жесточайшую передрягу и сразу же решил, что будет жить долго. Поэтому и надеется отблагодарить в будущем. Но вместо того чтобы перевести все это в шутку, сказал, все так же поддерживая его за локоть:

— Нам надо сначала выбраться из самолета.

— Вы здесь кем работаете? — спросил сосед.

— Я еще только приехал на новое место работы.

— А я инспектор облоно Шустиков Леонид Васильевич, — он протянул Остудину ладонь. — Приехал с проверкой в местную школу.

Притопывая на хрупком снегу, пассажиров самолета встречали двое в одинаковых крытых полушубках и таких же одинаковых сапогах на меху, застегивающихся сбоку на молнию. Один был высокий и сухощавый, другой пониже и коренастее. Едва Остудин ступил на землю, они шагнули к нему. Тот, что был повыше, протянул руку и сказал:

— Разрешите представиться: Еланцев Иван Тихонович, главный геолог экспедиции. А это, — он кивнул на коренастого, — секретарь парткома Юрий Павлович Краснов.

— А вы не ошиблись? — спросил Остудин.

— Нет, — уверенно ответил Еланцев. — К нам чужие не летают, место не курортное. К тому же, сарафанное радио работает исправно.

Все трое рассмеялись. Инспектор облоно Шустиков, узнав, в какую компанию попал, тихонько повернулся и шагнул в сторону.

— Куда же вы? — обратился к нему Остудин. — Я же сказал, что довезу, — и, глядя на Еланцева с Красновым, добавил: — Привез с собой работника просвещения. Инспектор облоно Шустиков Леонид Васильевич. Возьмем его с собой до школы?

— Обязательно возьмем, — поддерживая шутливый тон начальника, ответил Краснов.

У калитки аэропорта одиноко стоял зеленый «уазик» с брезентовым тентом. Пассажиры, вышедшие из самолета раньше Остудина, обходили его. Роман Иванович понял, что это машина экспедиции. Когда подошли к ней, Краснов распахнул переднюю дверцу и многозначительно сказал:

— Прошу на свое законное место.

Остудин заметил, что шофер бросил на него быстрый взгляд. Шофер был довольно молодым, и Роману Ивановичу показалось, что, по всей видимости, он недавно пришел из армии. Так потом и оказалось.

Остудин от переднего места отказался:

— Леониду Васильевичу до школы, — сказал он. — Посадим его вперед. А я сяду рядом с вами. Пора начинать притираться друг к другу.

Шутка понравилась, и все трое снова рассмеялись. Сев в машину, Остудин обратил внимание, что «уазик» хорошо утеплен. Брезентовый тент снизу был подшит стеганым одеялом, такими же одеялами были заделаны дверки и борта. Кивнув на цветастую отделку автомобиля, он тем же шутливым тоном заметил:

— Северный вариант?

— Да, — серьезно сказал Еланцев. — Вот так мы приспосабливаем технику для Севера.

— Что, и с тракторами так же? — удивился Остудин.

— А как же еще? — ответил Еланцев. — Ничего другого у нас нет.

Остудин слышал о том, что на некоторых заводах начали производить технику в северном исполнении. Теперь с разочарованием убедился, что все это только разговоры. И, как бы продолжая его мысль, Краснов добавил:

— Молим Бога, чтобы хоть такой-то техники было в достатке.

— Надо не Бога просить, а партию, — сказал Еланцев.

— Почему партию? — не понял Остудин.

— А вы разве не знаете стихи Лермонтова в новой редакции? — озорно сверкнув глазами, спросил Еланцев.

— Напомните, — осторожно сказал Остудин, ожидая подвоха. Он уже понял, что Еланцев человек с юмором.

Главный геолог выбросил вперед руку и начал декламировать:

Выхожу один я на дорогу,

А дорога предо мной светла.

Ночь тиха, пустыня внемлет Богу —

Это все нам партия дала.

Прочитав стихи, Еланцев откинулся на сиденье и рассмеялся. Остудин, улыбаясь одними глазами, посмотрел