– Думайте обо мне как о младшем брате и не стесняйтесь просить о помощи.

Симен кивнула на слова Тэхо, но тот знал лучше, чем кто-либо другой, что она не из тех людей, кто легко просит о помощи. Вылив воду, чтобы растекалась по гвоздичному саду, Тэхо вместе с Симен присел в тени. Солнечный свет, который, казалось, сжигал кожу заживо, под навесом становился терпимым. Когда потрескавшаяся сухая земля начала увлажняться, Симен заговорила с некой свежестью в голосе, как будто только что выпила миску воды, утолив жажду:

– Вы мне как младший брат, так что я стирала бы вам бесплатно, но мне еще нужно как-то зарабатывать на жизнь, вы же знаете.

Тэхо кивнул, как будто то, что она сказала, было само собой очевидно.

– Просто наполняйте мою миску рисом доверху, – ответил он, показывая, будто держит плошку с едой.

Каждый раз, когда Симен стирала грязные от пота вещи рабочих, у нее ныло сердце. Каждый раз, когда она получала деньги, которые ей платили за тяжелый труд, она чувствовала, что поступает неправильно. Все они были родом из Чосона и годились ей в младшие братья. Однако иногда Симен сталкивалась с плохими людьми. Она делала что-то для них, а они перебирались на другую плантацию не заплатив. В таких случаях Симен не ленилась съездить за ними, чтобы вернуть свое. Люди цокали языками и называли ее злопамятной, но ей было все равно. Симен спрашивала тогда: «Что из этого плохо: забрать то, что принадлежит тебе, или взять то, что принадлежит другому?» Ее слова были последовательными, а позиция твердой.

Тэхо принес ей несколько свежесобранных диких бананов. Спелые желтые бананчики размером с палец были сладкими как сахар и пахли сильно, словно цветы. Лучшее угощение на плантации для того, кому надо восстановить силы. Вокруг оставшейся банановой кожуры собралась стайка воробьев.

– Благодаря этим воробьям я привязалась к этому месту. Так удивительно, что точно такие же воробьи живут и у меня на родине… Я была так счастлива и благодарна, словно эти птахи прилетели за мной сюда.

Симен на мгновение примолкла, как будто трудные дни проносились у нее в голове.

Решиться эмигрировать вместе с двумя дочерьми было так же трудно, как приготовиться к собственной смерти. Да, ей пришлось бы воспитывать дочек без отца в чужой стране, но она приняла решение жить достойной жизнью во что бы то ни стало. Но по мере приближения дня отъезда Симен начала бояться. Будущее было темно, словно она ступила в черную лужу неведомой глубины. В конце концов Симен передумала, распаковала вещи и убрала их. Она предпочла и дальше ничего не слышать и не видеть.

В то время ее муж связался с очередной женщиной, имени которой Симен не знала. Эта женщина была пятой или шестой… Когда она пыталась подсчитать их количество, то путалась в лицах и именах. В тот день, едва войдя в дом, муж Симен пнул ее ногой и произнес: «Что ты здесь делаешь? Собралась ехать, так езжай! Что ты тут расселась – только позоришь меня!» Сильные руки женщины, которая пришла в ее дом с ее мужем, схватили Симен за волосы и тряхнули ее. Свекровь безучастно наблюдала за этой сценой через дверной проем, скрестив на груди руки. Симен подумала, что была полной дурой, надеясь, что, если перетерпеть это все, в будущем забрезжит надежда. И заново начала паковать чемоданы.

Когда ночь сгустилась, Симен пробралась в гостиную и набрала полные горсти драгоценностей. Она жалела, что у нее такие маленькие кисти. Муж Симен, который накануне напился и отключился, внезапно вскочил, тут же споткнулся и рухнул прямо на ширму. Дрожа, Симен медленно и осторожно накинула на его лицо одеяло, желая, чтобы он никогда больше не просыпался. Ноги у нее так тряслись, что некоторое время она не могла встать.

Звук голоса Тэхо резко вернул ее к реальности: тот внезапно спросил:

– Вы продаете цветы напрямую на улице Мауна-Кеа?

– Я сдаю их в тамошний магазин «Рэя». Так получается удобнее.

– Когда приходят большие корабли, там большой спрос, верно?

– Если собрать цветы в четыре часа утра, вовремя отнести и отдать в магазин, то можно выручить довольно большую сумму. Гвоздики не хранятся больше суток, поэтому приходится делать день в день. – Говоря, Симен не переставала ухаживать за цветами.

Тэхо смотрел на ее грубые, обгоревшие и сухие руки. У него было чувство, что он наблюдает за собственной матерью или сестрой.

То, что внутри меня

Сангхак выглядел смущенным. Он чувствовал себя последним трусом, когда просил Чансока считать происшедшее не чем иным, как судьбой, и все же ничего не мог поделать. Да и говорить здесь было больше не о чем. У Сангхака не было достаточной уверенности в своей правоте, чтобы убедить Наен, которая настаивала на возвращении домой, но и отправлять ее одну не хотелось. На мгновение Сангхак подумал, что брак – это всего лишь пустая мечта.

Тогда Канхи предложила им обмен партнерами. Восемнадцатилетней девушке было нелегко произносить такие вещи. Сангхак был поражен ее способностью видеть картину в целом. Знает ли она, что в их времена важно выжить любой ценой? Сангхак не выбирал Канхи как девушку, а просто уважал ее выбор – выбор человека с подобным взглядом на мир.

Но он не мог найти такие слова, чтобы Чансок спокойно принял случившееся. «Это судьба». Звучало так трусливо. Сангхаку стало стыдно за себя, как будто он только что грязно выругался.

Давным-давно Сангхак учил Чансока писать. Ученик еще с бóльшим энтузиазмом отнесся к учебе, нежели учитель. Пусть обгоревшая спина болела и Чансоку хотелось прилечь, он каждый раз дочитывал главу книги до самого конца. Он был достаточно старателен и умен, чтобы подмечать даже мельчайшие детали. Однажды он прочитал вслух церковный информационный бюллетень, не зная, что Сангхак стоит рядом. Сангхак страшно гордился им – до слез.

Проработав на плантации около трех лет, Чансок постепенно разработал план, как стать независимым. Сангхак был благодарен за то, что юноша поделился с ним первым тем, что было у него в сердце.

– Хен, тебе не кажется несправедливым, что приходится работать на чужой плантации, хотя это такой тяжкий труд? Я собираюсь заняться бизнесом. Я хочу