Наконец, видимо, зазвонил телефон, секретарь подобострастно снимает трубку и ужимкой раболепного поклона подает премьеру.

Премьер слушает, переспрашивает, опять слушает, опять переспрашивает, опять долго слушает.

И наконец, повернувшись к нашему другу-полковнику, резко бросает ему трубку...

Говорит полковник, говорит, и монокль выпадает из его глаза. Потом он бессильно опускает руку с трубкой.

Премьер стоит и с молчаливым презрением смотрит на полковника, все застыли.

Полковник внезапно кидается к запечатанной папке, он рвет с нее верхнюю холщевую оболочку, вторую бумагу, третью, и на стол высыпаются целая пачка великолепных фотографий большого формата.

Я сжимаю луч над столом,- перед нами веером лежат фотографии, это снимки с рядами крестов, это все снимки кладбищ, где были похоронены вражеские солдаты и офицеры, заплатившие своей головой за вторжение в пределы нашей Родины. Это снимки полузатопленных разбитых судов интервентов, их сбитых самолетов.

Фотографии разные, но на всех внизу одна большая и одинаковая надпись:

"ПОДНЯВШИЙ МЕЧ - ОТ МЕЧА ДА ПОГИБНЕТ!"

Премьер долго смотрит на одну из фотографий, потом молча кладет ее и медленно выходит.

Главнокомандующий свертывает неподписанный указ и кладет его в папку...

Все один за другим, и видимо, молча, уходят.

Полковник подходит к столу, берет одну из фотографий и долго на нее смотрит.

- Выключайте! - резко говорит Вары.

- Стоп! - кричу я в трубку. Зажигается люстра.

Мы, бледные и осунувшиеся, как после кошмара, смотрим с каким-то удивлением друг на друга. Иссиня-бледный Вары, совершенно сломленный утомлением учитель. Но радостный вздох облегчения вырывается у нас из груди.

Мы распахнули окна.

Вставало солнце.

Голубели горы вокруг, сияло вдали море, и с легким шорохом шелестели листья деревьев парка.

Как хорошо!

Войны не будет!