– Нет, нет и еще раз нет! Простите меня, пожалуйста! – голосом, в котором дребезжала стеклистая хрипота, полезшая вверх, произнесла она. – Собак мы оставляем у себя… Простите, пожалуйста, за беспокойство. – Решение собачьего вопроса она взяла на себя одна, меня вообще старалась не заметить, – собственно, в этом была вся Марина, целиком, с характером своим непростым, не привыкшим слушать других.

Растерянно переглянувшись, супруги пытались что-то сказать Марине, но не смогли, словно лишились дара речи. Что-то в них заколодило, сломалось, лишилось жизненных соков, – потому и не сумели выдавить из себя ни одного слова.

Марина круто развернулась и двинулась назад, четко отбивая шаг взмахами руки, будто в воинском строю.

– И давайте больше не будем о собаках, – сказала она не оборачиваясь, в следующий миг жесткий голос Марины ослаб, она, перестав взмахивать рукой, приподняла ее и тут же опустила, будто не могла держать на весу, закончила фразу свистящим шепотом: – Они помогают мне жить… Если бы не они, то и меня, наверное, уже не было бы на свете. И вообще… я их люблю.

Так собаки остались жить у нас. Живут до сих пор, радуются солнцу, лесу, птицам, Марина, как и в прошлые годы, передвигается прихрамывая, иногда обижается на собак, лечит синяки, плачет, но потом все проходит… С собаками она, похоже, не расстанется уже никогда.

Не дано расстаться, вот ведь как. Это судьба.