– Че, обалдел? – вскакивает она, словно пружиной подброшенная, и толкает его в плечо. Эффекта от сна да Винчи как не бывало. Покусился на святое: оказывается, не только сигарету сломал, но и новый ноготь содрал.

Пока они цапаются по традиции (это у них входит в обязательную ежедневную программу, как перчик в супчик, как разминка), под шумок сваливаю со стадиона. Все равно не до меня. Трамваи, чтобы спуститься с Инзы к Люсе, уже не ходят. Зато недалеко до моей общаги. Если через парк и ДК, то, может, до 23:00 успею.

Через заброшенный парк переться одной страшновато. Но делать нечего: напускаю на себя как можно более беззаботный, независимый взгляд и прогулочным шагом выдвигаюсь к ДК, а там, через одну улицу и городскую площадь, к общаге.

Трещат за спиной ветки, кто-то за мной гонится. Содрогаюсь от ужаса. Ускоряюсь. Кому я понадобилась из живых? Из живых… Сердце захолонуло от дикого предчувствия! А вдруг это Волошина-терминатор, ее механизированный скелет, выползла из-под гидравлического пресса, восстала из пепла и давай всем мстить, как в «Ярости Кэрри»! Всех укокошила веслом на стадионе, даже вратарей (все равно от них толку мало). Теперь вот до меня очередь дошла. Я же не заступилась тогда за нее, спокойно с места наблюдала за групповым надругательством.

Фантазии дикие! Но еще и не такое поздним вечером навевает огромный буреломный парк, как дикий лес из «Сказки о потерянном времени», где сверху галдят галки, где телят выпасывают, а они пропадают, и вообще взрослое население непонятно чем занимается. Для храбрости достаю из кармана Папины часы. Тяжелые, но от этой тяжести становится сразу спокойнее и теплее.

– Татарка! – окликает знакомый голос.

Оборачиваюсь. Это Санни меня догоняет, слава богу. Видимо, простая словесная перепалка разгорелась в полную силу и обернулась каким-нибудь легким профилактическим мордобитием. Разумеется, не в ее пользу. Как кошек мартовских, разогнали с лавок по разные стороны, окатив водой. Обычно это Санни ставит Малого на место, так сказать, одерживает моральную победу, а он обтекает. Потому в этот раз тщеславная и своенравная Санни смотрит на меня с нехорошим блеском. Жаждет через меня расплаты.

– Хочешь на дискач? – неожиданно предлагает она, запыхавшись. – Я заплачу за тебя на входе. А потом у меня заночуешь.

Значит, сильно Малой ее допек. Там не просто ссора. Там целая свара. Я тоже беспринципная и без тени смущения, пользуясь ситуацией, иду у нее на поводу. В моих глазах тоже загорается недобрый огонек. Обрадованная Санни берет меня, как свою, под руку и ведет в ДК. Плевать на Малого, он мне не сват, не… Ой! Ну и ладно.

Но коварный провокатор Санни идет дальше в своем мщении – предлагает сигарету. Тут я, разумеется, отказываюсь. Мало ли! Они потом десять раз помирятся, а я буду мучиться, не спать ночами: расскажет или не расскажет? Лучше ей на крючок не попадаться.

– Ты на Малого не обижайся, но его тоже можно понять, – успокаивает меня.

Тоже мне – с больной головы на здоровую. Ковыряет мои залеченные болячки. Впору мне ее утешать!

– Ему пока непривычно иметь сестренку.

– Ну да, я свалилась как снег на голову. Может, он кого получше в сестры хотел? Ха-ха. А тут я без разбору и без кастинга набиваюсь в близкие родственники. В другой жизни мы даже не заговорили бы друг с другом. Он бы не заметил, я бы не посмела, – делюсь с ней сокровенным, надеясь на здоровое утешение.

Но Санни не утешает. Санни не привыкла кого-то жалеть, потому что ничего не знает о сирых и убогих. В стае Малого она самая привлекательная и сильная самка. Но при этом Санни все же тактична и воспитанна, насколько может себе позволить ее властная натура. Она помалкивает, будто мысленно соглашается, тщательно подбирает слова, когда я жалуюсь ей на судьбу, тем самым подтверждает мои опасения по поводу самой себя.

– Короче, не обращай внимания на Малого. Он хоть по статусу и мажор местный (наш Папа – начальник ОВД – прим. Татарки), но твой брат не может позволить себе заплатить за вход. По сути, рядовой ментенок, заочник, потому что ваш батя его не балует. Ваш батя обеспечивает его лишь необходимым (образование и карьера). Ваш батя тратится лишь на себя и на ба… – вовремя обрывает себя на полуслове.

Я вспыхнула, но проглотила. Хотя пламя от зажигалки она уже поднесла к моей конфорке. Огонек вспыхнул, и со дна кастрюльной своей души потихоньку закипаю. Кроме дневника и романа, у меня есть еще черный список, куда всех записываю. Не зря же я внучка ведьмы, если верить Хаят.

«Хоть ты и жутко рассудительная, Сания (никакая ты не Санни), – веду с ней внутренний диалог, пока иду под ручку и заискивающе, лицемерно улыбаюсь, – и вообще с любой стороны, с какой ни посмотри, ты вся расписная! Но не тебе судить о моем брате и тем более о Папе! Думаешь, не вижу, с каким превосходством и снисходительностью на меня смотришь! Нельзя на меня так смотреть. Я такие вещи враз секу. И не прощаю!»

Поклонение в сочетании с завистью всегда искажает мои представления о действительности, об окружающих. Лишает индивидуальности, самоуважения. Если бы кто-нибудь увидел мою истерзанную, измученную, болезненную, исстрадавшуюся осознанием собственных недостатков душу, эту каждодневную жестокую, кровопролитную бойню, безжалостное самобичевание, которое рождает лишь недовольство собой или даже ненависть, он бы ужаснулся. Я готова полюбить кого угодно, но не себя.

– И часто вы с ним так цапаетесь? – интересуюсь дежурно, хотя знаю, что часто.

– Если я его левак палю, то прибегает, плачется. Без извинений обратно не подпускаю, хотя обхожусь без унижений и оскорблений, в отличие от него. Лучше меня ему здесь никого не найти. И он это понял уже давно. К кому здесь идти?

Вот ведь тщеславная душонка! Говорю ж, парни нужны сугубо для самоутверждения.

– И у меня без него сердце не лежит, – продолжает говорить о себе любимой, – я тоже, знаешь, пробовала с разными… – и снова осекается. Поняла, что сболтнула лишнее.

Я ликую. По ее лицу вижу, что досадует, практически кусает свои внутренние локти. «Что-то вы расслабились, мисс совершенство! Какие-то совершенно необдуманные и крамольные вещи сегодня выдаете».

– Я ему не скажу, – все же успокаиваю.

– Да с меня как