Внизу раздались взволнованные возгласы и властный голос графа:

– Я не опоздал?

Почти в тот же момент дверь спальни распахнулась, и граф бросился к кровати – растрепанный, в забрызганных грязью сапогах и с хлыстом в руке. Так и не успев отдышаться, он горестно склонился над сыном.

– Анри!.. Анри, мальчик мой… – Слова давались ему с трудом, он едва сдерживал рыдания. – Прости меня… Если бы ты только знал, как мне было плохо без тебя…

Он поцеловал сына в лоб, и на мгновение их взгляды встретились. Они уже давно простили друг друга.

Эх, если бы только отец не ждал так долго. Если бы он сделал выбор в пользу больного ребенка. Но этого не произошло, и каждый из них прожил свою жизнь сам по себе, оставаясь при этом безнадежно одиноким, пытаясь забыть о существовании другого. А теперь было уже слишком поздно.

Но как знать, может быть, благодаря его смерти отец и мать сблизятся снова. Ведь оба они были уже далеко не молоды и одиноки. Возможно, в память о нем и объединенные общим горем, они хотя бы доживут свой век вместе.

Граф выпрямился и обернулся к жене.

– И ты тоже, Адель, прости меня, если сможешь, – проговорил он с несвойственной ему нежностью. А затем, отступив назад, пропустил ее к кровати: – Иди к нему. Он хочет, чтобы ты была с ним.

Теперь для Анри существовала только мать. Ее лицо было очень близко, так что их губы почти соприкасались. Она гладила его по волосам длинными, прохладными пальцами, как делала когда-то в далеком детстве, укладывая спать.

– Спи, мой мальчик…

Слезы дрожали на ее щеках, но она улыбалась. Нет, не то чтобы улыбалась, но она была счастлива. Анри чувствовал это. И еще она была горда. Он не подвел ее. Так что теперь можно было не цепляться за жизнь, в которой его больше ничто не удерживало…

– Спи, Рири…

Ее лицо, печальное нежное лицо стало удаляться, исчезая в темноте, черты его становились размытыми, хотя первые лучи утреннего солнца уже ворвались в комнату. На этот раз темнота поднималась откуда-то изнутри.

Мамочка… мама… Прощай…

Сноски

1

Мальчики (ит.).