На протяжении всего полета он мнет в руках книгу Марка. Перелистывает страницы, будто просматривает древнюю запись, в которой содержатся предсказания грядущего. Язык книги еще запутанней, чем тексты по исследованиям мозга. Со страниц слетают ароматы прерий, тысячи разновидностей высокой травы. Он читает и перечитывает абзацы, не запоминая. Просматривает отметки Марка на полях, оставленные в надежде выйти из запутанного лабиринта сомнений. Ближе к концу полосы выделителя начинают частить и удлиняться.

«Эта старая дорога была дорогой судьбы, она привела нас к тем давним событиям, которые раз и навсегда предопределили все, что могло с нами статься. Теперь я понял, что эта же дорога должна снова привести нас друг к другу. Быть может, мы что-то упустили в жизни, но с нами осталось бесценное, принадлежащее только нам, прошлое».[9]

Вебер поднимает взгляд от страницы и надламывается. Не осталось целостности, требующей защиты, лишь ненадежные, переплетенные, искрящиеся клетки. Он ощущает то, что видел вблизи, на снимках, в полевых условиях: древний предок все еще сидит на стволе мозга, как на насесте, и неизменно стремится вернуться назад, по течению изгибающейся реки. Он натыкается на откровение, на единственно значимый факт, способный вернуть его домой, и отступает назад, к непередаваемому, непризнанному, к прошлому, которому нанес непоправимый ущерб одним своим существованием. Которое разрушал и преобразовывал каждой мыслью. Мыслью, которой нужно с кем-то поделиться, пока она тоже не исчезла.

Голос прощается с пассажирами. В нарастающей давке он хватает ручную кладь, сбрасывая с себя все, к чему прикасался. Спотыкаясь, спускается по трапу в незнакомый мир, где все подменяется фальшивками. Ждет, что она окажется по другую сторону стойки выдачи багажа, хотя потерял всякое право даже надеяться на такой исход. В руках будет лист бумаги с крупно и четко напечатанным словом «Мужчина». Нет. «Вебер». И держать этот лист будет она. Так он ее и найдет.