Дрессировщица молниеносно звезданула по зубам зазевавшуюся с поклоном обезьянку и тепло улыбнулась публике, трепещет жестяная птица в тарелках оркестра, и товарищ в голубом танцует на проволоке с саблями, тупыми, как прапорщик, и Пал Палыч раздвигает руки весами, не отпуская артистов с манежа... "Ну, девочки",-и помчались мятущимся, тяжелым, затравленным бегом полосатые тигриные спины в манеж, в тысячеглазое, жаркое, грохочущее марево, в гремящий водоворот; иначе-кнут, а сзади, держась за больной бок, возник бледный Грачик-все? Все! Мы умываемся, собираемся, выключаем свет, сдаем ключи от гримерки и бредем на троллейбус-все.
Все уходят, а остается: шкурки от семечек, винные шлейфы, бумажные кружочки от мороженого - я не пойму, о чем я хотел вам сказать; когда ничего не можешь сказать наверняка, всегда трудно понять, что ты хотел, угасает свет и размывает стены туманом, туман сливается с гранитной набережной, сметанной мглой заледенелой реки с лиловыми проталинами посреди-и нет нигде клочка земли... Мы заканчиваем, дорогие товарищи, мы заканчиваем... Сережа Середа прыгал через мост... он умер от рака в прошлом году - вот это можно сказать определенно, это не понарошку... вечное бытие-самая сладостная привилегия читающих, и если мы действительно самая читающая держава, тогда понятно, почему мы так устаем от жизни, даже когда не делаем ничего, а он прыгал через мост-мосты сводятся, смыкаются незримые своды, пальцы ищут секреты в рыхлой земле, соединяются руки над бездной цирковой-точка касания...
Но только... в цирке не говорят "последний раз".
Не надо так говорить. Скажите - еще раз, вот так - еще раз.
Он пошел забирать сына из сада.
Сын тронул его руку во дворе: "Папа, скажи: "А!"
Так, подумал Грачик, какой-нибудь слесарь скверному четверостишию научил или что-то в этом роде - так и вляпаюсь прилюдно, все кругом знают: клоун.
"Пойдем, сынок, дома поговорим. Да, ты знаешь, что мы тебе купили?"
А сын опять посреди улицы: "Папа, ну ты скажи, пожалуйста: "А!" "Да погоди ты, сынок, да ты знаешь, кто к нам приехал?!". Уже у самого дома он отца за рукав уже изо всех сил: "Пап, ну скажи, скажи: "А!"
Папа обреченно посмотрел на насторожившихся приподъездных бабушек, осторожно присел на корточки и чуть слышно в самое ухо:
"А".
А сын во весь голос: "Б!"
