неслышно И ухал филин в тишине ночной. Мурашки у меня покрыли кожу, И задрожали ноги подо мной, Но я собрался с силами и все же Шагнул на встречу со своей судьбой. И белая старуха отступила, В колоду превратился черный гроб, Сама закрылась страшная могила, И перестал меня трясти озноб. В тот самый миг разверзлись в небе тучи, Сычи замолкли, ветер заштилел И желтый месяц свой холодный лучик Между крестами пропустить успел. Песком блеснула узкая дорожка, Петляя средь зеленых бугорков, Она вела к кладбищенской сторожке, Где пьяный сторож маялся без снов. И толстый гусь, что савана белее, По ней неторопливо топотал, Вытягивая, словно косу, шею, И надо мной тихонько гоготал. И я пошел за ним, отбросив страхи, Стыдясь минутной слабости своей, К ночной реке, сквозь рвы и буераки, Где катер ждал ремонтных запчастей. Там на кострище угли догорали И чайник недопитый остывал. Меня друзья с тревогой ожидали, И каждый за меня переживал. И я дошел. Мне кружку протянули. Кирпичный чай во рту язык связал (Теперь мне мнится: уж не потому ли Друзьям о встрече я не рассказал). Молчали мы. Бил о железо ветер Холодной крутобокою волной. Мне думалось, что лучший круг на свете, Когда мои товарищи со мной. С тех пор проходят годы чередою, Теряю я товарищей и близких, Все те, кто пил кирпичный чай со мною, Уже давно легли под обелиски. Отплывших через Лету не вернуть, Но я бы бросил вызов пред богами И снова повторил тот страшный путь, Чтоб с ними посидеть над угольками. Нижневартовск – Тюмень 1961–1995 гг.