– Расходитесь. Не на что тут смотреть.

Мне не нужно смотреть. Но я поднимаю взгляд и вижу, как над крышами домов летит, набирая высоту, розовый шарик.

– Ее можно было спасти, – говорю и не могу разобрать своих слов. Тот, кто держит руку, тянет меня вверх. Плечо и запястье взрываются болью. Я вскакиваю и ору, ору что есть сил. – Я могла ее спасти!

Бью кулаком, толкаю черную фигуру, но человек не движется, а я отшатываюсь и снова падаю. Он подхватывает меня, ставит на ноги и куда-то ведет.

– Не толпитесь, дайте пройти. У девушки истерика. Ей нужна помощь.

Я понимаю, что низкий голос говорит обо мне. Помощь? Оставалось всего несколько метров… Мне нужно было просто дотянуться. Пытаюсь высвободиться, но человек в черном крепко держит меня за плечи и толкает вперед. Шагаю. Перед глазами стоит пелена, я смаргиваю ее, и она бежит по щекам горячими каплями.

– Почему? – бормочу я. – Почему вы меня остановили?

– Ты неслась, как ненормальная. Не остановил, угодила бы под колеса.

Его слова едва различимы из-за воя серены. Скорая! Я оборачиваюсь. Двери машины уже закрыты, она гудит, вспыхивает сигнальными огнями и отъезжает. Как это? Сколько прошло времени? Как я оказалась так далеко от перекрестка? Дергаюсь, мои плечи выскальзывают из рук мужчины, бросаюсь обратно, но он останавливает меня, обхватывая за живот.

– Отпустите, – я пытаюсь сбросить его руку. – Мне нужно туда! Я должна предупредить.

– Успокойся. О девочке позаботятся.

– Остановите машину! У нее аллергия, я должна им сказать. Стойте!

– Не кричи. Врач со всем разберется.

– Нет! Ей нельзя это лекарство! Я видела, что будет!

– Что ты видела?

– На помощь! Послушайте меня, у Беки остановится сердце! Отпусти! Не трогайте ее, не надо, не надо.

Все. Созданная мной развилка растворилась. Я слышу отголоски бесполезной сирены и вою вместе с ней.

– Я могла ее спасти.

– Неужели? – вкрадчиво, почти ласково спрашивает мужчина, и от этого вопроса у меня подкашиваются ноги.

Оборачиваюсь и впервые смотрю на него. Короткая стрижка, пристальный взгляд, черная футболка обтягивает широкие плечи. Он выглядит, как злодей из боевика, и из-за него погибла Бека.

– Ты знала, что это случится?

– Нет, – я отступаю на шаг.

– Если ты знала об аварии и не сообщила, это делает тебя соучастницей.

– Что? Нет, я ничего не знала.

– А, по-моему, ты врешь. Может стоит отвезти тебя в полицию? Думаю, у них будет к тебе масса вопросов.

Хочу возразить и не нахожу слов. Губы мужчины шевелятся, он что-то говорит, а я ничего не слышу, лишь понимаю, что мой главный страх вот-вот станет реальностью – если меня задержат, то обяжут пройти тест на способности. Голова закипает от тысячи одновременных мыслей. Я вспоминаю слухи о том, что тест разрабатывали, чтобы искать провидцев, а выявление способностей – просто приманка, чтобы люди проходили его добровольно. Я думаю, что будет с моей семьей, если все откроется. Вспоминаю истории о тех, чьи жизни разрушила огласка.

Когда о провидце узнают, он перестает принадлежать себе. Люди считают, что у них есть право на его дар. Они приходят с вопросами, но ответов не бывает достаточно, даже получая желаемое, люди продолжают спрашивать «а что, если». Они становятся навязчивыми, ненасытными, требовательными и, наконец, опасными. Рано или поздно каждому провидцу становится нужна защита, и власти охотно обеспечивают ее, но взамен на услуги. Аэропорты, вокзалы, больницы, крупные производства. Анализ будущего нужны везде, где есть риск аварий или несчастных случаев, и провидцев всегда не хватает. Их уважают, их труд ценят, но поменяться с ними местами не хотел бы никто. Они живут, как в тюрьме, с той лишь разницей, что не общество защищают от них, а их от общества. У них нет друзей, они не ходят на свидания, никто не знает, где они живут, даже общение с родными строго ограничено. Этого требует безопасность. Этого требует дело, которому они отдают жизнь.

Нет, мне нельзя в полицию. Пытаюсь придумать, как отделаться от мужика, смотрю в его будущее, вижу военную форму, и новая волна страха мгновенно накрывает меня. А что, если все это правда? Что, если истории о секретных правительственных базах, о военных бункерах, не просто глупые страшилки? Ведь провидцы, о которых говорят в новостях, видят не так уж далеко. Чтобы предупреждать о землетрясениях, предотвращать кражи или спасать от отравлений просроченным фаст-футом, достаточно считывать ближайшие вероятности. А что случается с теми, кто видит будущее на десять или на сто лет вперед? Куда они исчезают, чем занимаются?

– Хватит глазами хлопать! – рявкает мужчина и хватает меня за локоть. – Идем, отвезу тебя, куда следует.

– Вы не имеете права. Я несовершеннолетняя. Вы обязаны позвонить моим родителям.

– Позвоним. Сядем в машину и позвоним.

Он тянет меня к парковке. Если я сяду в машину, мой привычный мир исчезнет. Я не вернусь в свою комнату, не увижу, как Мэри переезжает, не буду по субботам есть мамины вафли. Если я сяду в его машину, ничего в моей жизни уже не будет зависеть от меня. Пытаюсь вырваться, он сильнее сжимает пальцы, и я кричу от боли.

– Что тут происходит?

От парковки на встречу нам спешат двое мужчин. Один – щуплый, долговязый, он тащит на плече огромную серую сумку. Второй – невысокий и пожилой, но держится очень уверенно, его лицо кажется мне смутно знакомым.

– Что тут происходит? – повторяет пожилой.

– Эта девушка – свидетель наезда, – сухо отвечает мой похититель. – Я везу ее в участок.

– Не утруждайтесь. Мы вызвали полицию, они будут здесь через несколько минут. Вы вполне можете оставить девушку на наше попечение.

– Чего?

– Неужели вы не видите, что она напугана? Прежде всего, ей нужно успокоиться. Мы с моим оператором присмотрим за ней.

Долговязый кивает, а я понимаю, что на плече у него не сумка, а профессиональная камера.

– Меня зовут Фердинанд Раш, – продолжает пожилой, обращаясь к тому, кто сжимает мою руку. – Я репортер Центрального канала новостей. Смотрите телевизор? Вы вполне можете доверить девушку мне. Мы вместе подождем полицию, а пока выпьем по стаканчику лимонада. Любишь лимонад, милая?

– Да, спасибо, – я дергаю рукой, и пальцы на моем локте разжимаются. – Вот только мой рюкзак, я уронила его там, у дороги.

– Будь так любезен, – поворачивается Раш к долговязому, и тот снова кивает. – А потом поезжай на студию и отдавай материалы в монтаж.

В кафе пусто. Официантка ставит перед нами два запотевших стакана, смотрит на меня с интересом и улыбается Рашу.

– Благодарю вас, – репортер улыбается в ответ, а потом обращается ко мне. – Так как же тебя зовут, милая?

– Ники.

– Ники, – повторяет он, лезет в карман пиджака, вынимает телефон и, прежде, чем успеваю возразить, фотографирует меня. – Надеюсь, ты не против, милая? Профессиональная привычка.

Он делает глоток, довольно кивает и пододвигает ко мне второй лимонад. Весело позвякивают кубики льда, пузырьки, перегоняя друг друга, стремятся на поверхность. Я чувствую, как страх понемногу отступает. Даже если тот мужчина, еще на улице, он уже не сможет просто увезти меня. Мистер Раш видел нас вместе, да и официантка, наверняка, меня запомнила, я же сижу со знаменитостью.

– Итак, Ники, расскажи мне, что случилось?

– Я шла по улице и увидела, что маленькая девочка собирается выскочить на дорогу, побежала, чтобы остановить, но… Я была совсем близко, но тот мужчина… Тот. Вы видели его. Он схватил меня, и я не успела.

– Очень странно, а вот мисс, – Раш жмурится, трет виски и, наконец, стучит себя пальцем по лбу, – мисс Трейси Кейн утверждает, что ты неслась по улице, как безумная, чуть не сбила ее