Черемухиным потянулись за ним. Я сказал, что погуляю немного, подышу свежим воздухом. 
Я ходил по ночным джунглям, неслышно приближаясь к полянам. Высоко горели костры. Юноши и девушки сидели вокруг них, обнявшись и мерно раскачиваясь. Широкие плоские листья каких-то растений нависали над кострами и дрожали в потоках горячего воздуха. Искры взлетали столбом в ночное небо Бризании. Вятичи раскачивались в такт стихам. У одного из костров молодой человек, прикрыв глаза, читал:
  Не дай мне Бог сойти с ума.
 Нет, легче посох и сума;
 Нет, легче труд и глад.
 Не то, чтоб разумом моим
 Я дорожил; не то, чтоб с ним
 Расстаться был не рад…
    Киевляне
  Грустно мне стало от этих песен без музыки, от этого потерянного племени, от этой непролазной глухой ночи. И я пошел спать.
 Патриарх разместил нас у себя в избе. Когда я пришел, генерал уже похрапывал, а Лисоцкий нервно ворочался с боку на бок на подстилке из лиан. Я лег рядом с Черемухиным и спросил, какие новости.
 – Завтра уезжаем, – сказал Черемухин.
 – Билеты заказали? – спросил я.
 – Петя, я вот никак не пойму – дурак ты или только притворяешься? – прошептал Черемухин мне в ухо.
 – Какие могут быть сомнения? – спросил я. – Конечно, дурак. Мне так удобнее.
 – Ну и черт с тобой! Мог бы вникнуть в серьезность положения, – сказал Черемухин и отвернулся от меня.
 Перед сном я попытался вникнуть в серьезность положения, но у меня ничего не вышло. Я устал и уснул.
 Проснулся я ночью от непривычного ощущения, что кто-то стоит у меня на груди. Я открыл глаза и увидел следующее. Отец Сергий в своей рясе поспешно снимал с полки иконы. Генерал стоял рядом и светил ему свечкой. Возле меня на спине лежали испуганные Лисоцкий с Черемухиным, держа на груди по тому Пушкина. Такой же том лежал на мне. Это было то самое собрание сочинений, которое мы привезли из миража.
 Том генерала валялся на его подстилке.
 – Бог с вами, – говорил Отец, заворачивая иконы в холщовую ткань. – Оставайтесь! Только не выпускайте молитвенники из рук. Иначе будет худо.
 За окнами избы слышались приглушенные крики.
 В избу вбежал курносый президент, который встречал нас на аэродроме, и воскликнул:
 – Отец! Они прорвались!
 – Иду, иду! – отозвался патриарх, упаковывая иконы в старинный кожаный чемодан.
 – Что будем делать с англичанкой? – спросил президент. В это время в сенях послышались возня, потом звук, похожий на звук пощечины, и крик:
 – Пустите!…
 Это был голос Кэт. Я, естественно, вскочил с томом Пушкина в руках, на что генерал досадливо сказал:
 – Лежи, Петя! Не до тебя!
 В избу ворвалась Кэт. Сзади ее держали за руки, но она энергично освободилась и прокричала в лицо Отцу:
 – Я не англичанка, к вашему сведению! Я русская!
 – Ах, мадемуазель, при чем здесь это? – сказал президент.
 – Что вы хотите? – спросил Отец.
 – Бежать с вами, – сказала Кэт. – Остаться в Вятке. Навсегда.
 – Ишь ты… – покачал головой патриарх.
 – Отец, разреши ей остаться, – раздался из сеней хор мужских голосов.
 – Нам нужны русские мужчины, а не женщины, – сказал Отец. Потом он взглянул на нас и поморщился. – Нет, это не мужчины, – сказал он.
 – Я справлюсь, – героически заявила Кэт.
 – Хорошо, – махнул рукой патриарх.
 Кэт подскочила к нему и поцеловала. Потом она подлетела к нам, сияя так, будто сбылась мечта ее жизни. Может быть, так оно и было.
 – Прощайте! – сказала Кэт. – Я вас никогда не забуду.
 Глаза у нее горели, а тело под туникой извивалось и дрожало. Скифская дикость проснулась в Кэт, наша англичаночка нашла свое счастье. Сильные руки юношей подхватили нашу попутчицу, и мы услышали за окном ее радостный вольный смех.
 – Прощайте, господа! – сказал Отец. – Желаю вам благополучно добраться до России… В чем сомневаюсь, – добавил он прямо.
 Мы что-то промямлили. Отец вышел. Президент вынес следом его чемодан. Через минуту шум на улице затих. Потом он снова возник, но уже с другой стороны. Это был совсем другой шум. Непонятная речь, свист и топот.
 – А что вообще происходит? – наконец спросил я.
 – Ложись! – скомандовал генерал, как на войне.
 Я лег с книгой. Генерал лег тоже. Мы лежали, как покойники, с молитвенниками на груди, смотря в потолок.
 Пролежали мы недолго. Скоро в избу ворвались какие-то люди, голые до пояса и в шапках. В руках у них были копья.
 Генерал не спеша встал и повернулся к пришедшим. Затем он величественно перекрестил их томом Пушкина, держа его обеими руками. «Плохи наши дела, если Михаил Ильич косит под священника», – подумал я.
 – Благослови вас Господь, киевляне, – сказал Михаил Ильич голосом дьякона.
 Киевляне нехотя стянули шапки и перекрестились.
 – Мы православные туристы, – продолжал генерал. – Нам необходимо вылететь в Европу.
 – Тулисты? Елопа? – залопотали киевляне. Потом они наперебой стали выкрикивать, как на базаре:
 – Сусоны голи! Сусоны голи!
 – Я не понимаю, – покачал головой Михаил Ильич.
 Из рядов киевлян вынырнул мужичонка, у которого в каждой руке было что-то круглое и темное, похожее на грецкий орех, только гораздо крупнее.
 – Сушеные головы! – воскликнул Лисоцкий.
 – Сусоны голи, сусоны голи! – закивали киевляне.
 – Они хотят продать нам сушеные головы, – шепнул Черемухин.
 – Нет валюты! Валюты нет! – прокричал генерал. При этом он выразительно потер пальцем о палец и развел руками.
 Киевляне спрятали головы и вывели нас на улицу.
 Вятка была пуста. Набег киевлян не принес желаемого результата. Ни одного пленного они не захватили. Патриарх Сергий со своим племенем скрылся в необозримых джунглях.
 Единственным трофеем киевлян были оставленные чемоданы Кэт. Киевляне потрошили их прямо на улице. Мелькнул синтетический купальник, в котором Кэт загорала на синтетической травке, пошел по рукам пробковый шлем, платья и украшения. В другом чемодане были доллары. Пачек двадцать. Киевляне принялись их делить.
 Сердце у меня сжалось. И не от вида грабежа, нет! Я подумал, как счастлива теперь англичанка, бывшая миллионерша, если она с легким сердцем, смеясь, оставила навсегда свои синтетические шмотки с долларами и ушла в джунгли.
 Киевляне посадили нас на слона, всех четверых, и повезли в Киев.
 Откровенно говоря, мы устали от впечатлений. Поэтому Киев воспринимался нами как ненужное приложение к поездке. Абсолютно ничего интересного. Хамоватые киевляне, печки для сушки голов, заброшенная церковь с портретом Пушкина…
 Прилетел вертолет с теми же норвежцами и увез нас обратно в мираж. Норвежцы нисколько не удивились нашему появлению у киевлян.
 Когда мы летели над джунглями на север, я увидел у озера, посреди зеленого массива, какие-то легкие