class="p1">Помолчав, я посоветовал Пепперу: 
— Обязательно упомяни об этом в своем фильме.
 — Так и сделаю.
 В задумчивости я отхлебнул еще пива; позволил этому открытию набрать вес в моем сознании — и тут Пита бросила в воду окурок. Она весело щебетала с Елизаветой: рассказывала, как в юности они с Хесусом, бывало, устраивали вечеринки на этих самых каналах. Скидывались с друзьями, арендовали гондолу побольше и превращали ее в плывучий ночной клуб — с музыкой, танцами и выпивкой. В народе таких, как Пита (и Хесус, само собой), прозвали «золотой молодежью», имея в виду отпрысков мексиканской правящей элиты, чьё состояние уступало разве что жажде славы. Причем Пита и Хесус были не так уж плохи: они действительно вкалывали (скажем, Пита работала в пиар-отделе семейной пивоварни), но я терпеть не мог кое-кого из их дружков. Тех типов, знаете ли, которые хвастают четырьмя сотнями пар обуви или двумя сотнями костюмов — и держат их от чужих глаз подальше, в каких-то фешенебельных домах за бугром. Я задумался, не стоит ли подтолкнуть Пите бутылку с пивом и посоветовать выкидывать окурки туда, но это могло показаться враждебным жестом — учитывая тем более, что мы пока не успели заключить перемирие. Она сразу возомнила бы, будто мне не терпится устроить очередную сцену, и продолжила бы швырять окурки в воду, выказывая свое недовольство. В последнее время ей неплохо удается раздувать из мухи слона.
 Я поерзал на узковатом стуле, устраиваясь поудобнее. Головная боль вернулась с новой силой. Может, это было предвестье очередного приступа мигрени, или меня все-таки достала жара, или сказалось выпитое пиво, но подобный стрекоту саранчи треск разбушевался в моей лобной доле. Прямо под вертикальной ссадиной, Которая, по всей вероятности, потребует наложения швов. Осторожно двигая пальцами, я занялся массажем кожи вокруг пластыря.
 — Гляди-ка, Зед! — сказал Пеппер. Он показывал в просвет между деревьями у берега, где возвышалась ацтекская пирамида футов двадцати высотой. Она выглядела как театральный реквизит, выкрашенная в яркие оттенки фиолетового, розового и зеленого.
 — Это декорация для телешоу, которое здесь снимают вот уже с десяток лет, — пояснил он.
 — Что за шоу? — переспросил я.
 — Называется «Ла Йорона». Основано на одноименной и распространенной в Мексике легенде. Вкратце: прекрасная женщина топит своих детей, отомстив мужу, который изменил ей с юной красоткой…
 — В аду нет гнева…[8]
 — Не то слово, Зед, — вздохнул Пеппер. — В любом случае эта женщина так терзается содеянным, что в итоге кончает с собой. Но у райских ворот ее ждет разочарование. Ей не позволено войти, пока она не приведет своих детей. В итоге она попадает в ловушку: застряв между этим миром и вышним, она навечно приговорена искать убитых.
 — Отсюда вывод: не стоит убивать своих детей, чтобы напакостить кому-то другомую — Я махнул рукой, пытаясь поймать кружившую вокруг головы муху, промазал и спросил: — Отчего же ее прозвали Ла Макарена?
 — Ла Йорона, Зед… На испанском это означает «плакальщица».
 Я поморщился.
 — Каким боком легенда относится к Острову Кукол? Ты что-то говорил о жившем там отшельнике, доне Хуане…
 — Его звали дон Хавьер Солано.
 — Это он наткнулся в канале на тело утонувшей девчонки?
 Пеппер кивнул.
 — Местные жители определенно верят, что связь имеется. Потому что считается, что теми ночами, когда чинампас затягивает туман, Ла Иорона бродит по округе, похищая чужих детей, похожих на ее собственных, и топит их в надежде, что сможет потом отвести на небеса вместо своих.
 — Ну не знаю. Вряд ли Бога можно обвести вокруг пальца. Он всеведущ и так далее…
 — Это легенда, Зед. Местные считают, что именно такая судьба постигла ту девочку.
 — То есть Ла Йорона ее утопила?
 Пеппер снова кивнул.
 — Сам знаешь, до чего суеверны мексиканцы. И то правда. Причем это относилось не только к людям бедным и необразованным. Казалось, суеверия встроены в коллективное бессознательное целой страны. Пита, к примеру, американизирована по самые уши, но верит в привидения на все сто процентов.
 — А ты сам, Зед? — продолжал Пеппер. — Ты суеверен?
 — Едва ли.
 — Ничего удивительного, — хмыкнул он. — Ты похож на атеиста.
 — И на кого же, по-твоему, похожи атеисты?
 — На тебя. У них жесткий… Как бы объяснить… Они всегда будто не в духе.
 — Я не всегда такой!
 — Этого я не говорил, Зед. Я сказал будто. Я-то знаю, ты отличный парень.
 — Ну, спасибо и на этом. — Я допил пиво, отставил в сторону опустевшую бутылку. — Короче, мне до сих пор не ясно, как в эту историю вплетаются куклы. Зачем этот парень, этот самый Солано, принялся развешивать их по всему острову? Или они были чем-то вроде подношения духу утонувшей девочки?
 Пеппер закивал:
 — Она начала являться Солано по ночам, разговаривать с ним в его снах. Призналась, что ей одиноко. Соответственно, все эти куклы были подарками, попыткой упокоить ее душу.
 — Вопрос покажется глупым, Пепс, но где он раздобыл столько кукол?
 — А разве учителя не объяснили тебе, что глупых вопросов не бывает?
 — Только потому, что они сами вечно задавали мне глупые вопросы.
 — Атеист и пессимист в одном лице… О радость! — лучезарно улыбнулся Пеппер. — Отвечаю на вопрос, Зед: большинство своих кукол Солано привез из Мехико. Время от времени он отправлялся туда, рылся в мусорных кучах и прочесывал рынки. Но затем, на закате дней Солано, с десяток лет назад, Сочимилько был признан национальным достоянием. Городские власти учредили муниципальную программу по очистке каналов и лишь тогда обнаружили остров. Сперва местные посчитали Солано выжившим из ума стариком и оставили его в покое, а потом начали оплачивать куклами излишки его урожаев.
 Размышляя об услышанном, я лениво отмахивался от назойливой мухи, которая раз за разом издевалась над моей замедленной реакцией.
 Пеппер многое объяснил, и надо признать, что мне с новой силой захотелось взглянуть на островок.
 — Круче и быть не может, Пепс, — сказал я ему. — Похоже, у тебя может получиться отличный фильм.
 — Согласен, Зед. Все идет к тому, что эта документалка станет моим шедевром. И идеально увязывается с недавней кончиной Солано!
 Я приподнял бровь.
 — А как он умер?
 — Неужто я не рассказывал?
 — Ты сказал только, что он наконец-то дал дуба и теперь мы можем тайком пробраться на остров.
 Пеппер поставил локти на стол, стиснул ладони и с видом заговорщика подался вперед:
 — Он утонул. На том самом месте, где когда-то нашел тело девочки, и точно в пятидесятую годовщину этого события…
 — Брехня! — фыркнул я.
 — Ничего, кроме правды, Зед.
 — А что говорят в полиции?
 — Там ничего не смогли определить. Тело Солано