Этгар Керет
Поломка на краю галактики
Посвящается Эли и Гию
היסקלגה הצקב הלקת
Copyright © 2018, תרק רגתא
Книга издана при содействии The Wylie Agency (UK) LTD.
Перевод с иврита Линор Горалик*
© Линор Горалик[1], перевод, 2024
© Андрей Бондаренко, макет, дизайн обложки, 2024
© «Фантом Пресс», издание, 2025
Переводчик этой книги выражает огромную благодарность Марии Вуль и Илье Эшу за неоценимую помощь в работе над текстом
Предпоследний раз, когда мной стреляли из пушки
Предпоследний раз, когда мной стреляли из пушки, случился после того, как Оделия ушла и забрала ребенка. Я тогда работал чистильщиком клеток в румынском цирке, как раз заглянувшем в наш городок. Со львиными клетками я управлялся за полчаса, как и с клетками двух медведей, но слоновьи клетки – это был кошмар. У меня болела спина, и весь мир пах дерьмом. Моя жизнь была разрушена, а запах дерьма ее добил. В какой-то момент я почувствовал, что мне нужен перерыв. Я забился в уголок за клеткой и скатал себе самокрутку; я даже руки перед этим не помыл.
После пары затяжек я услышал, как у меня за спиной кто-то коротко и царственно кашлянул. Это был директор цирка. Его звали Иджо, и он выиграл наш цирк в карты. У старого румына, прежде владевшего цирком, было три дамы, но у Иджо был четырельяж. Он рассказал мне в тот день, когда меня нанял.
– Кому нужна удача, когда умеешь мухлевать, – сказал он и подмигнул мне.
Я думал, что Иджо нагавкает на меня за то, что я устроил себе перерыв посреди рабочего дня, но он, похоже, совсем не сердился.
– Скажи, – обратился он ко мне, – хочешь легко заработать штуку?
Я кивнул, и он продолжил:
– Я тут был в вагончике у Иштвана, нашего человека-ядра. Он в дугу пьяный. Я не смог его добудиться, а представление через пятнадцать минут.
Грубая ладонь Иджо нарисовала в воздухе траекторию ядра; когда ядро долетело, его пухлые пальцы уперлись мне в лоб.
– Я тебе даю тыщу наличными, если ты его заменишь.
– Но мной никогда не стреляли из пушки, – сказал я и еще раз затянулся сигаретой.
– Конечно, стреляли, – сказал Иджо. – Когда ушла твоя бывшая, когда твой сын сказал, что больше не хочет тебя видеть, потому что ты ноль без палочки, когда твой толстый кот сбежал. Чтобы быть человеком-ядром, не надо быть гибким, или быстрым, или сильным. Достаточно быть одиноким и несчастным.
– Я не одинокий, – возмутился я.
– Реально? – усмехнулся Иджо. – Тогда скажи мне – ладно секс, но когда тебе женщина в последний раз улыбнулась?
Перед представлением на меня надели серебряное трико. Я спросил одного старого клоуна, не надо ли мне пройти какую-нибудь подготовку, прежде чем мной выстрелят.
– Тут главное, – пробормотал он, – расслабиться. Или напрячься, одно из двух. Точно не помню. И еще важно проследить, чтобы пушка была направлена строго вперед, а то промахнешься мимо цели.
– И все? – спросил я.
Даже в серебряном трико я по-прежнему вонял слоновьим дерьмом. Пришел директор цирка и похлопал меня по плечу.
– Запомни, – сказал он, – после того как тобой выстрелят в цель, ты немедленно возвращаешься на арену, улыбаешься и раскланиваешься. А если, не дай бог, тебе больно или ты даже что-нибудь сломал, ты должен держать лицо. Ты должен это скрывать, чтобы публика не догадалась.
Публика выглядела совершенно счастливой. Она приветствовала клоунов, которые затолкали меня в жерло пушки, и высокий клоун с цветком, из которого брызгала вода, спросил меня, прежде чем поджечь фитиль:
– Ты уверен, что хочешь? Это твой последний шанс одуматься.
Я кивнул, и он сказал:
– Ты знаешь, что Иштван, предыдущий человек-ядро, сейчас лежит в больнице с двенадцатью переломанными ребрами?
– Да нет, – сказал я, – он просто пьян, он сейчас спит в своем вагончике.
– Как скажешь, – вздохнул клоун с брызгливым цветком и зажег спичку.
Задним числом я должен признаться, что угол возвышения ствола был слишком острым. Вместо того чтобы попасть в цель, я взлетел вверх, пробил дыру в натянутом своде шатра и продолжил лететь в небеса, высоко-высоко, чуть пониже скрывающей небосвод гряды черных туч. Я пролетел над заброшенным автомобильным кинотеатром, где мы с Оделией когда-то смотрели фильм, над игровой площадкой, по которой бродило несколько собаководов с шуршащими полиэтиленовыми пакетами (и среди них маленький Макс, который как раз кидал мячик, когда я пролетал; он посмотрел вверх, улыбнулся и помахал мне). Над улицей Яркон, где на тротуаре за цветочной клумбой американского посольства я увидел Тиггера, моего толстого кота, ловившего голубку. Через несколько секунд, когда я спикировал в воду, группка людей на пляже вскочила и зааплодировала, а когда я вышел на берег, юная девушка с пирсингом в носу протянула мне свое полотенце и улыбнулась.
Когда я вернулся в цирк, уже стемнело, а моя одежда еще не просохла. Шатер был пуст, а в центре, около пушки, из которой мной выстрелили, сидел Иджо и подсчитывал дневную выручку.
– Ты промахнулся мимо цели, – возмущенно сказал он, – и не вернулся раскланяться, как мы договорились. Я из тебя за это четыреста шекелей вычитаю.
Он протянул мне несколько скомканных купюр, а когда сообразил, что я их не беру, уставился на меня тяжелым восточноевропейским взглядом и спросил:
– Ты что предпочитаешь, мужик, – взять деньги или поссориться со мной?
– Брось, Иджо, – подмигнул ему я и направился к дулу пушки. – Давай, помоги товарищу, выстрели мной еще раз.
Не надо!
Пит-Пит замечает его первым. Мы держим путь в сквер и несем с собой мяч, и тут внезапно Пит-Пит говорит:
– Смотри, папа! – и запрокидывает голову.
Глаза его, сузившиеся до щелочек, смотрят вверх и вдаль, и еще прежде, чем я успеваю представить себе летающую тарелку или рояль, который вот-вот упадет нам на голову, я всем телом ощущаю, что быть беде. Но когда я поворачиваюсь, чтобы проследить за взглядом Пит-Пита, я вижу только уродливое четырехэтажное здание, покрытое неровным слоем краски и нашлепками кондиционеров, будто оно страдает какой-то кожной болезнью. Солнце, присевшее прямо ему на крышу, слегка слепит меня, и не успеваю я попятиться, как слышу, что Пит-Пит говорит:
– Он хочет взлететь.
Теперь мне удается разглядеть фигуру человека в белой рубашке, стоящую на
