– И дети.

– Ага. А у тебя?

– У меня вот никого нет. Ты, черный, богаче меня. А я еще тебя жалел.

Степа в первый раз улыбнулся Лариону и решил его утешить:

– Дак ведь наживешь еще детей-то… Хитрого ничего тут нет…

Разговор этот слышала Варя. Она стояла за Ларионовой спиной, поджав губы в смешке, а когда Ларион обернулся, сказала весело:

– Глянь-ка, Степа наш разговорился! А ведь мы его вроде за немого держали. Видно, по душе ты ему, Золотов, пришелся.

– А вам? – вдруг в упор спросил Ларион.

– Что ж, и мне… – не сразу ответила Варя.

После смены он подождал ее на улице. Она сразу увидела его возле занесенного снегом чужого огорода.

– Можно, провожу вас?

– Что это вдруг вздумал?..

– Сами же сказали, что по душе…

Варя холодно поглядела на Лариона.

– Я в том смысле сказала, что робишь хорошо, за чужую спину не хоронишься. Я так считаю, что это – самое главное в человеке. Какая радость, если только для себя?..

Она как-то подобрела и даже поглядела Лариону прямо в глаза.

– А я вот завод наш люблю, верь совести, – сказала она тихо. – Ты полюбишь, вот и дружба у нас с тобой пойдет. Да тебя вроде и так видно – трудяга. Сколько мы с вами знакомые? Двух недель нет, а уж кажется, что давненько…

– Помнишь, как в лес с тобой ходили? – спросил Ларион.

– Помню, – тихо сказала Варя. – Как не помнить-то?..

5

В конце января Варя собрала перед сменой свою бригаду и сказала, таинственно улыбаясь:

– Ну, мужики, сурприз есть. Дают нам за январский план четыре пол-литра вина на бригаду. Как делить будем?

Были голоса за то, чтобы разделить всем поровну, хоть по стопке. Другие предлагали бросить жребий. И Варя согласилась:

– Верно, что по губам-то мазать! Кому достанется, тот и шикуй.

Вслед за другими и Ларион запустил левую руку в шапку, куда набросали билеты со «счастьем». Он и сам не поверил, когда выгреб билет со счастливой меткой.

– Смотри-ка! – громко сказала Варя. – Новый-то у нас везучий. Значит, выпьем, Ларион Максимыч?

– Что же, – растерянно отозвался Ларион. – Можно…

Еще один счастливый билет, как на грех, достался Степе, и это всем показалось уж очень обидно: Ларион в бригаде без году неделя, а Степа – самый никудышный работничек. Хотели уж переиграть, но Варя не дала. Прогудел гудок, и она развела свою бригаду по местам.

Наверное, она заметила, как пробовали уговорить Лариона, чтобы он уступил свой счастливый билет:

– Слушай-ка, Золотов, ты вроде мужик непьющий…

– Это по какой же такой причине ему и выпить нельзя? – строго оборвала Варя. – Чего это вы налетели? – И шепнула потом Лариону: – Не отдавай! В субботу, может, соберемся у Клани. Я бы и к себе пригласила, да свекровь черт-те чего подумает… Так договорились, что ль?

…В субботу после смены Ларион отправился к парикмахеру. Тот остриг его под бобрик, выскоблил щеки и побрызгал какой-то пахучей водой. Дома Ларион достал из сундучка новую рубаху и в сенях украдкой надел ее.

У Клани уже готов был полный стол закусок: пирожки из картошки, соленые грузди, редька, кисель.

– Садитесь, Ларион Максимыч, – пригласила она, улыбаясь во всю щеку. – Подружка моя не задержится…

Минуты три прошло, и в сенях заскрипела дверь. Вошла Варя в шубе с куньим воротником, в пуховой пензенской шали, в маленьких белых валенках. Сняла шубу, под ней было коричневое кашемировое платье, на шее бусы. В проколотых, кругленьких ушах качались сережки с камушком. Лицо было яблочно-румяным с мороза, чернели угольные, разлетные брови.

Такую Ларион ее еще не видел. Варя скинула шаль, поставила на стол четвертинку водки.

– Что же это ты в гости со своим-то самоваром? – заметила Кланя. – Мы с Ларионом Максимычем хотели тебе уважение сделать.

– Много нас набежит ретивых на ваш сиротский кусок! – весело сказала Варя. – С лета берегу, не пошлет ли бог хорошую компанию.

Она села рядом с Ларионом, расправила пышный подол у платья.

– Что это ты так на меня смотришь, Золотов? – спросила она, легонько усмехаясь. – Не узнал? Ну, раз собрались пить, давайте пить.

Рука у Лариона чуть дрогнула, когда он наливал по первой.

– Стеснительные вы какие, Ларион Максимыч, – щебетала розовая Кланя. – Получайте, пожалуйста, пирожков! Или что глянется…

Эх, если бы они, Ларион и Варя, оказались теперь вдвоем!.. Добрая, веселая женщина эта Кланя, но здесь – третья лишняя. Ларион старался улыбаться, но выходило как-то хмуро.

Через час они сидели уже красные и смеялись. Две возле одного. Кланя искала все время Ларионовых глаз, говорила больше всех.

– Варь, а личность какая у Лариона Максимыча симпатичная, можно даже сказать, красивая! Да чего же вы тушуетесь, раз правда?

Варя снисходительно, но осторожно улыбалась.

– Ничего, подходящая личность. Вот, Клань, и завладай им. Ты одна, он один, и будете, как две головни, вместе ша́ять…

Зачем она завела такой разговор? Хотела ли спрятать свои собственные чувства или искренне желала своей подружке радости? И Ларион, хоть и выпил, все время ловил в Вариных глазах какой-то обращенный и к нему самому вопрос.

– Не лейте мне больше, – попросил он, собирая мысли, – а то как бы под стол не поехать…

– Так нам ведь и вытащить недолго, – заливалась Кланя. – На ноги поставим, опять пить заставим! – И она совала пирог в Ларионову беспалую руку.

– Хватит, спасибо, – сказал он и резко поднялся.

Встала и Варя под недоуменный, растерянный Кланин взгляд: и закуска осталась, и даже вино есть на донце, а они уходят. А Ларион даже как будто собирается идти провожать, взял свой пиджак.

– Не надо, не ходи, – опустив глаза, сказала Варя. – У нас тут народ такой: посидела с вами, а муж приедет, скажут, что и дома не ночевала.

Ларион все-таки пошел. Было лунно, морозно. Варин куний воротник сразу заблестел. Скрипели по снегу новые, тугие валенки.

– Что же ты Кланьку-то обидел? – кутаясь в воротник, спросила Варя.

– Обидеть не хотел, но не нужна она мне.

– Какая же такая тебе нужна?..

– Сама знаешь какая.

Варя замолчала и пошла быстро, спрятав рукав в рукав.

– На лесозаготовки скоро нам всем идти, – сказала она, меняя разговор. – Цех остановлять хочут: Кизел угля не дает. Мечтали мы и февральский план махнуть, да вот осечка… Пока хоть поселок дровами обеспечим, а то что в больнице, что в детсаду скоро ни поленца не останется.

– И ты пойдешь? – с надеждой спросил Ларион.

– А что ж, на мне метка, что ль, особая? Не велико начальство.

Она пристально поглядела на примолкшего