Его слова для меня как нежный бальзам на душу. Я рада, что Джош способен быть таким заботливым. Мне нужно, чтобы кто-нибудь был добр ко мне.

Час спустя мы с Джошем поем караоке под старый плеер PS3, который он нашел под лестницей. На этот раз я рада, что Джеммы нет дома, поскольку мы орем во всю глотку, и того, кто спит, это взбесило бы. Мы действительно — не могу поверить, что я говорю это — отлично проводим время. Джош очень внимателен ко мне, он очень веселит меня. Я почти забыла о разорванной в клочья семнадцатилетней дружбе. Почти.

О, посмотрите, как танцует Джош. Он отлично выглядит и так мил. Почему я считала его козлом? То есть, если не обращать внимания на то, что он козел, нет никакой причины считать его козлом. Бедный, недооцененный Козел-Джош. И он действительно умеет петь! У него слегка заплетается язык, но фальшивит он совсем чуть-чуть! И еще он путает некоторые слова, но он поистине талантлив! Если бы он попадал в ноты, то наверняка мог бы выиграть в The X Factor[67]. Он начинает петь «Your Song» Элтона Джона, а я открываю рот, чтобы рассказать ему о Саймоне Коуэлле[68], но вместо этого говорю:

— Черт, ты мне нравишься.

Он смеется, а потом ставит телевизор на паузу, роняя микрофон, и делает шаг в мою сторону.

— Нет, не нравлюсь, — говорит он низким и нарочито хриплым голосом. Я уже слышала этот соблазнительный тембр.

Однако это мило.

— Да, нравишься, — говорю я, кивая затуманенной-затуманенной головой.

— Нет, не правлюсь, — повторяет он. — Ты ненавидишь меня, я знаю, что ненавидишь. Это было бы понятно, даже если бы ты постоянно не говорила мне об этом.

— Нет, нет! — хихикая, говорю я. — Ты не вызываешь у меня отвращения. Просто мне не нравится, как ты обращаешься с женщинами. Я не хочу стать еще одной девушкой, которую ты трахаешь, а потом, на следующее утро, выбрасываешь за ненадобностью.

— Знаешь, на самом деле многие из них выбрасывают меня, — говорит он задумчиво. — И, если честно, Элли, ты никогда не стала бы такой, как эти девушки.

Он умолкает, а я размышляю, оскорбляться ли мне за половину тех женщин, которых он с такой легкостью сбросил со счетов. Он продолжает говорить, слова одно за другим слетают у него с языка.

— Знаешь, мы оба напились, Элли. Тебе грустно, я мог бы повысить тебе настроение. Секс повысил бы тебе настроение. Это мой долг, как напарника, повысить тебе настроение. — Он улыбается, как лиса, и смеется. На секунду он кажется мне неуязвимым. — Ты сводишь меня с ума, — с неожиданной горячностью говорит он. — Я так сильно хочу тебя, я всегда хотел тебя. С того самого дня, когда ты, появившись здесь, неодобрительно оглядела меня и обои. Ты мне очень нравишься. Знаешь, иногда мне кажется, что я люблю тебя. Я все время стараюсь привлечь твое внимание, а ты не замечаешь меня. Я схожу с ума от этого. Я знаю, что веду себя как сволочь, и знаю, что это бесит тебя, но поэтому я и веду себя так. Только тогда ты обращаешь на меня внимание. Мне просто хочется, чтобы ты заметила меня.

Он прикасается к моему лицу, и мои намерения меняются.

Мы действительно напились, и я понимаю, что его слова — полный бред. Бред собачий — те же самые фразы, которые он, без сомнения, говорит каждой девушке — но, черт, какой прелестный бред. Как приятно слышать его.

Он проводит пальцами по контуру моего лица, и я вся дрожу. Я разглядываю его красивое лицо, освещенное тусклым светом экрана, на котором застыл поющий Элтон Джон, и чувствую, что у меня кружится голова. Я понимаю, что мне придется либо немедленно заняться с ним сексом, либо упасть в обморок. Трудно сказать, что лучше.

Он целует меня.

Да, пожалуй, секс.

То целуясь, то падая, мы идем в его комнату и, войдя, сбрасываем с себя одежду. Черт. Я думаю о бюстгальтере, который надет на мне и который я ношу изо дня в день уже две недели (ладно, три). Одним ловким движением я снимаю его через голову вместе с майкой, и Джош как будто в восторге.

Стоит напомнить — притворись секс-бомбой, когда пытаешься не допустить, чтобы мужчина увидел старый бюстгальтер, в котором может оказаться куча черствых крошек и связки ключей. Тогда победа гарантирована.

Он слегка спотыкается о трусы, а я, как пьяная, сама падаю в постель, пытаясь не делать слишком глубоких вдохов. Я знаю, как часто он стирает простыни. Нечасто.

Он замирает, стоя надо мной с майкой в руке, и снова настойчиво смотрит на меня. У него очень расширенные зрачки.

— Ты уверена, что хочешь этого? — снова говорит он, и я притягиваю его к себе.

4 часа утра, я смотрю в потолок, голова раскалывается от похмелья и унижения. У меня был секс с Джошем. Я лежу в кровати с Джошем. Я обещала себе, что не допущу этого. Что я натворила?

Не поймите меня превратно, секс с Джошем был восхитительным. Правда, правда, правда. Я имею в виду, что он был очень хмельным и продолжался дольше, чем мне в идеале хотелось бы, поскольку мы оба много выпили. Но он был горячим и сладким, с воплями, как раз так, как я люблю. Было несколько неловких моментов, когда он щипал меня за соски, а я не знала, что сказать, я просто воскликнула «О-ох!», и это как будто подстегнуло его, и он стал щипать больнее, и тогда я сказала «Ой», чтобы он прекратил. Но, если не считать этого, все было замечательно. Я даже почти кончила. После того, как он испытал оргазм, мы целых десять минут работали над моим. Было несколько секунд, когда мне казалось, что это даже может случиться. Если я хорошенько сконцентрируюсь, а парень сделает то же самое, не двигаясь, не дыша и не разговаривая, и если представлю себе, как Зак и А. К. Слейтер из телешоу Спасенные звонком[69] занимаются сексом, я иногда могу кончить.

Не вина Джоша, что он не знает этого правила, и ему не хватило всего нескольких секунд до того, как все вокруг изменилось бы. Но я оказалась ближе к оргазму, чем с большинством других мужчин. Он по крайней мере старался, добавим ему за это очки.

Но это же Козел-Джош.

О чем я думала? Мне стыдно перед самой собой.

И, важная ремарка, мне нужно выпустить газы. Несколько минут назад я попыталась пойти в туалет — в идеале было бы лучше никогда не возвращаться, — но он во сне дотянулся до меня и прижал к постели. Теперь я боюсь пошевелиться, чтобы он не проснулся и не начал снова лапать меня. Мы сделали это дважды, но даже теперь я все еще чувствую, как его восставший член тычется мне в ногу. Бедные мужики, видимо, тестостерон — непосильное бремя.

Мне отчаянно хочется уснуть, но я знаю, что у меня нет ни единого шанса. Не здесь, не в кровати Джоша. Я вполне очнулась, все неприятности последних нескольких дней давят меня. Я разрушила отношения с лучшими друзьями, унизив и опозорив себя тем, что переспала с неразборчивым Джошем. Что со мной случилось? Я пала еще ниже, на каменистое дно, когда острая галька впивается в спину. Все не так: Софи, работа, все. Меня считают взрослой, пройдет несколько недель, и мне стукнет тридцать. В этом возрасте нужно взять себя в руки, а не наблюдать за тем, как все разваливается.

Вдали гудит сирена, предупреждая о тумане, а мой желудок ревниво бурчит. Проклятое мороженое, которое я съела на ужин. Твою мать, Элинор, ты знаешь, что не следует смешивать молочные продукты с сексом.

Я вздыхаю в темноте. Я действительно собираюсь неудобно лежать здесь следующие несколько часов? Я боюсь уснуть, чтобы самой не загудеть, как сирена, и боюсь остаться, чтобы мы снова не занялись сексом уже на трезвую голову. Если я останусь здесь, то в любом случае утром буду чувствовать себя неловко. Он скажет мне то же самое, что говорил каждую неделю тем блондинкам. Скажет, что, по его мнению, я — просто прелесть, но он не готов к чему-то более серьезному. Что в семнадцать лет, после развода своих родителей, он получил эмоциональную травму. Что ему действительно нравится жизнь одинокого волка.