– Обязанность?

– Нет, братец, именно долг, наш гражданский долг. Чувство своего окопчика.

У Максимова погасла сигарета. Никак не мог раскурить ее на ветру. Возился со спичками и говорил сквозь зубы:

– Ух как мне это надоело! Вся эта трепология, все эти высокие словеса. Их произносит великое множество идеалистов вроде тебя, но и тысячи мерзавцев тоже. Наверное, и Берия пользовался ими. Сейчас, когда нам многое стало известно, они стали мишурой. Давай обойдемся без трепотни. Я люблю свою страну, свой строй и, не задумываясь, отдам за это руку, ногу, жизнь, но я в ответе только перед своей совестью, а не перед какими-то словесными фетишами. Они только мешают видеть реальную жизнь. Понятно?

Зеленин с силой ударил кулаком по граниту и вроде не почувствовал боли.

– Ты не прав, Алешка! Мы в ответе не только перед своей совестью, но и перед всеми людьми, перед теми с Сенатской площади, и перед теми с Марсова поля, и перед современниками, и перед будущими особенно. А высокие слова? Нам открыли глаза на то, что мешало идти вперед, – так надо радоваться этому, а не нудить, как ты. Теперь мы смотрим ясно на вещи и никому не позволим спекулировать тем, что для нас свято.

Максимов наконец сделал глубокую затяжку и сказал непонятно:

– Да, рыцарь, ты мудр!

* * *

…Двое стоят, подняв воротники, на ветру. Им пока не много лет, и временами они чувствуют себя совсем мальчишками, но временами в хаосе весеннего разлива они оглядываются назад и смотрят по сторонам и вперед, смотрят вперед, выискивая тропу.

Глава II

Последние каникулы

– Дикари!

– Голуба, врежь длинного!

– Сделай из него клоуна! Да сделай же клоуна из него! Эх, мазила!

Крики болельщиков не помогали. Команда «дикарей» – Лешка Максимов, Саша Зеленин и другие – с позорным счетом обыгрывала волейболистов дома отдыха «Обувщик». Максимов откинул мяч Зеленину. Тот взмыл в воздух и сильно ударил в первую линию. Удар закончил игру. Конечно, у Сашки упали очки. Они падали у него почти после каждого прыжка, но сейчас ему казалось, что так и должно быть после столь блестящего удара – и лица расплывчаты, и кроны лип слегка набекрень.

Максимов хлопнул его по спине:

– Молодец, Сашка!

– Где, где, где? – забормотал Зеленин.

– Эта блондиночка?

– Да. Где же она?

– Собери свои диоптрии и увидишь.

Стройная девушка в узких серых брючках стояла под елкой. Поймав растерянный Сашкин взгляд, она расхохоталась и пошла прочь, ведя сбоку гоночный велосипед. Максимов печально пропел:

– Средь шумного матча случайно…

– Верно! – воскликнул Саша. – Ты угадал мое настроение. Это она, она!..

– Но ты, к сожалению, не во фраке и грязноват, – проворчал Максимов. – Идем купаться.

Пляж был пуст. Даже самые одержимые ныряльщики разошлись по дачам. Друзья прошли на самый край мола и постояли там, не в силах оторвать взгляда от заката. Солнце, как купол сказочного дворца, возвышалось над сверкающим горизонтом. Через все море, словно след от удара бичом, тянулась красная дрожащая полоса.

– Вредное зрелище – закат, – сказал Максимов.

– А по-моему, прекрасное.

– А по-моему, вредное. Утрачивается уверенность – вот в чем штука. Кажется, что за горизонтом раскинулась прекрасная неведомая страна, где говорят на высоких тонах и все взволнованны и очень счастливы. Но на самом-то деле ее нет.

– Поплыли, проверим?

Они разом бросились в воду. Плыли кролем по солнечной полосе. Брызги, слетавшие с рук, казались каплями вишневого сиропа. Максимов оглянулся и обвел глазами хвойную дугу Карельского перешейка, окаймленную снизу желтой полоской пляжей. Это был Теплый берег, где в этот час тысячи людей готовили ужин.

– Ого-го! О, радость бытия! – заголосил Алексей.

Рядом вынырнул Сашка с вытаращенными глазами и открытым ртом.

– Рубины из сказочной страны! – крикнул он, ударяя ладонью по воде.

Они вернулись к молу и уселись на железной лестнице.

– Через два дня выходить на работу, а Владька еще не вернулся, – сказал Алексей.

Саша вздохнул:

– А мне послезавтра двигаться в свою тьмутаракань. Последние каникулы, прощайте. Грустно!..

– Да не езди ты туда.

– Как это так?

– А так. Папа Зеленин надевает черную тройку, идет в горздравотдел, идет туда, звонит сюда – и дело в шляпе. Неделя угрызений совести в высокоидейном семействе, а потом жизнь продолжается. Вот и все.

– Не пори чепухи, Алешка.

– Тебе очень хочется ехать?

– Нет! – сердито отрезал Зеленин.

– Еще бы! Ведь ты горожанин до мозга костей, потомственный интеллигентик. Вот Косте Горькушину везде будет хорошо…

– Костя мечтал о своей Волге, а уехал в Якутию.

– Потому что в Якутии двойные оклады и надбавка.

– Нет, не поэтому, – твердо сказал Зеленин.

Максимов повернулся к другу. Тот сидел на железной ступеньке, по пояс высовываясь из воды, белесый, тощий и вдохновенный.

– Мальчик, вернись на землю. Да-да, на земле существуют оклады, простые и двойные, и, кроме того, прописка. Уезжающим в Якутию хоть прописка бронируется. Ты говоришь, что место судового врача перехватили, но Якутия-то осталась!

– Прописка – не приписка. Почему я должен дрожать над ней? Это меня унижает.

– Ну хорошо. Ты же знаешь, что я не только это имел в виду. Ты же будешь в медвежьей дыре, в глухомани, хотя и недалеко от Ленинграда. Якутия все-таки экзотика, просторы…

– Я тебе правду скажу. Никто у меня места не перехватывал. Просто на распределении я услышал, что в этом поселке два года не было врача, и попросил туда назначение.

– Браво! – воскликнул Максимов. – Твое имя запишут золотом в анналах…

– Сутки езды от Ленинграда, и нет врача – позор! Поехать туда – это мой гражданский долг.

Максимов не понимал, зачем это он затеял такой разговор напоследок, но что-то его подмывало перечить Сашке.

– Иди к черту! – сказал он. – Противно слушать! Тоже мне ортодокс нашелся!

– Не глумись, Алешка. Помнишь, мы с тобой говорили о цене высоких слов? Я много думал об этом и…

– Я тоже думал и понял, что все блеф. Есть жизнь, сложенная из полированных словесных булыжников, и есть настоящая, где герои скандалят на улицах, а романтически настроенные девицы ложатся в постели к преуспевающим джентльменам. А сколько вокруг жуликов и пролаз! Они будут хихикать за твоей спиной и делать свои дела. Мое кредо – быть честным, но и не давать себя облапошить, не попадаться на удочку идеализма.

– А ведь когда-то, Алешка, ты мечтал о настоящей жизни, о борьбе!

– Это и есть борьба, борьба за свое место под солнцем.

– А о других ты не думаешь?

– Опять ты за свое? Опять о предках