– Все равно. Мы поедем в кафешантан, потому что я не намерена целый вечер сидеть дома, – шепнула Глафира Семеновна мужу.

– Как хочешь, душенька. А только ловко ли замужней-то женщине в кафешантан? – отвечал тот и подозвал кельнера, чтоб рассчитаться с ним.

– А в Париже-то? В Париже я была с тобой и на балах кокоток в «Мулен Руж» и «Ша нуар». Сам же ты говорил, что с мужем везде можно. Флаг покрывает товар.

– Так-то оно так. Но в Париже нас никто не знал.

– А здесь-то кто знает?

Николай Иванович поправил воротнички на рубашке, приосанился и отвечал:

– Ну, как тебе сказать… Здесь меня принимают за особу дипломатического корпуса.

– Кто тебе сказал? Ты меня смешишь! – воскликнула Глафира Семеновна.

– А давеча утром-то? Приехал репортер и стал расспрашивать. Ведь завтра мы будем уж в газете.

– Не смеши меня, Николай! Какой-то дурак явился к тебе с расспросами, а ты уж и не ведь что подумал!

– Не кричи, пожалуйста! Эта козлиная бородка и то нас пристально рассматривает.

Подошел слуга и принес счет. Николай Иванович заглянул в счет и поразился от удивления. За шесть порций кушанья, за водку, закуску, вино и сифон сельтерской воды с него требовали семь с половиной левов, что, считая на русские деньги, было меньше трех рублей. Он отсчитал девять левов, придвинул их к слуге и сказал:

– А остальное возьмите себе.

Не менее Николая Ивановича поразился удивлением и слуга, получив полтора лева на чай. Он даже весь вспыхнул и заговорил, кланяясь:

– Благодарю, господине! Благодарю, экселенц…

Супруги Ивановы поднялись из-за стола и хотели уходить из ресторана, как вдруг к ним подскочил коротенький человек с клинистой бородкой и, поклонясь, проговорил:

– Могу я просить у вашего превосходительства несколько минут аудиенции?

Николай Иванович даже слегка попятился от удивления, но отвечал:

– Сделайте одолжение.

Коротенький человек вытащил из кармана записную книжку и карандаш и продолжал:

– Я такой же труженик пера, как и мой товарищ, который посетил вас сегодня поутру и которому вы уделили несколько минут на беседу с вами. Кто вы и что вы и зачем сюда приехали, я, ваше превосходительство, очень хорошо знаю от моего сотоварища. Цель моя – поинтервьюировать вас для нашей газеты. Я состою сотрудником другой газеты и даже совсем противоположного лагеря от той газеты, где пишет мой товарищ. Вот, ваше превосходительство, вы теперь видели уже нашу Софью. Что вы можете сказать о ней и вообще о нашем повороте в русскую старину?

Николай Иванович крякнул и произнес «гм, гм»… Он решительно не знал, что ему говорить.

– Город хороший… Город с будущностью… – сказал он после некоторого молчания. – Я видел много незастроенных мест, но видел уже много забутенных фундаментов. Очень приятно, что у вас есть Аксаковская улица, Московская, Дондуковский бульвар, но очень жаль, что на этих улицах нет домов русской архитектуры. Понимаете? Хоть что-нибудь бы да в русском стиле… А у вас ничего, решительно ничего… Вот этого я не одобряю.

– Осмелюсь заметить вашему превосходительству, что русского стиля на каменных постройках и в России нет, – проговорил коротенький человек.

– А зачем вам непременно каменные постройки? Вы возведите что-нибудь деревянное, но чтоб русский стиль был. Можно построить что-нибудь избенного характера, с петухами на коньке. Крыши, крыльцо можно устроить теремного характера. Вот тогда будет уж полный поворот к русскому… А так… Однако нам пора… Прощайте! – сказал Николай Иванович, протягивая собеседнику руку. – Едем, Глафира Семеновна! – обратился он к жене.

– Осмелюсь обеспокоить ваше превосходительство еще одним вопросом. Ведь, в сущности, мне интересен ваш взгляд на нашу политику, – остановил было Николая Ивановича коротенький человек, но тот махнул рукой и сказал:

– Извините, больше не могу… Не могу-с… Когда-нибудь в другой раз…

И стал уходить из ресторана.

– Ну что, Глаша? Каково? Видала? Неужели это, по-твоему, второй дурак? – обратился он к жене, когда в швейцарской стал надевать пальто. – Нет, матушка, во всей моей фигуре положительно есть что-то генеральское, административное… Вот тебе, милый, на чай… – подал он швейцару лев, и когда тот, в восторге от щедрой подачки, со всех ног бросился отворять дверь, величая его «экселенц», он гордо сказал жене: – Глафира Семеновна! Слышали? Как вы должны радоваться, что у вас такой муж!

XXVIII

– Есть еще что-нибудь у вас смотреть? – спросил Николай Иванович своего проводника – молодца в фуражке с надписью «Метрополь», который подсадил его в фаэтон и остановился в вопросительной позе.

– Все осмотрели, господине ваше превосходительство, – отвечал тот, приложившись по-военному под козырек.

– Врешь. Мы еще не видали у вас ни одного такого места, где производились над вами, болгарами, турецкие зверства.

– Турецкие зверства? – спросил проводник, недоумевая.

– Да-да, турецкие зверства. Те турецкие зверства, про которые писали в газетах. Я помню… Ведь из-за них-то и начали вас освобождать, – разъяснил Николай Иванович. – Где эти места?

– Не знаю, господине, – покачал головой проводник.

– Ну, значит, самого главного-то вы и не знаете. Тогда домой везите нас, в гостиницу…

Фаэтон помчался.

– Досадно, что я не расспросил про эти места давешнего газетного корреспондента, – говорил Николай Иванович жене. – Тот наверное знает про эти места.

– Выдумываешь ты что-то, – проговорила Глафира Семеновна. – Про какие такие зверства выдумал!

– Как выдумываю! Ты ничего этого не помнишь, потому что во время турецкой войны была еще девчонкой и под стол пешком бегала, а я уж был саврасик лет под двадцать и хорошо помню про эти турецкие зверства. Тогда только и дела, что писали в газетах, что там-то отняли турки у болгарина жену и продали в гарем, там-то похитили двух девиц у женихов, а женихам, которые их защищали, отрезали уши. Писали, что башибузуки торгуют болгарскими бабами, как овцами, на рынках, – вот я и хотел посмотреть этот рынок.

– Да ведь это было так давно, – возразила жена.

– Понятное дело, что давно, но ведь место-то торговли женским полом все-таки осталось – вот я и хотел его посмотреть.

– Брось. Лучше поедем в кафешантан какой-нибудь.

– Рано, мать моя! Прежде проедем домой, рассчитаемся с извозчиком, напьемся чаю, отдохнем, а потом и отправимся разыскивать какое-нибудь представление.

Фаэтон остановился около гостиницы. Из подъезда выскочили вынимать супругов из фаэтона швейцар, две бараньи шапки, коридорный и «слугиня» в расписном ситцевом платке на голове.

– Чаю и чаю! Скорей чаю! – командовал Николай Иванович, поднимаясь по лестнице в сопровождении прислуги. – А ты, метрополь, рассчитайся с возницей.

И Николай Иванович