кайма сбегающая пены,

на камне две морских звезды,

из моря выросшие стены

в дрожащих отблесках воды.

Но выплыли и наши души,

когда небесная труба

пропела тонко, и на суше

распались с грохотом гроба.

И к нам туманная подходит

ладья апостольская, в лад

с волною дышит и наводит

огни двенадцати лампад.

Все, чем пленяла жизнь земная,

всю прелесть, теплоту, красу

в себе божественно вмещая,

горит фонарик на носу.

Луч окунается в морские,

им разделенные струи,

и наших душ ловцы благие

берут нас в тишину ладьи.

Плыви, ладья, в туман суровый,

в залив играющий влетай,

где ждет нас городок портовый,

как мы, перенесенный в рай.

Пустяк, названье мачты

Пустяк – названье мачты, план – и следом

за чайкою взмывает жизнь моя,

и человек на палубе, под пледом,

вдыхающий сиянье – это я.

Я вижу на открытке глянцевитой

развратную залива синеву,

и белозубый городок со свитой

несметных пальм, и дом, где я живу.

И в этот миг я с криком покажу вам

себя, себя – но в городе другом:

как попугай пощелкивает клювом,

так тереблю с открытками альбом.

Вот это – я и призрак чемодана;

вот это – я, по улице сырой

идущий в вас, как будто бы с экрана,

я расплывающийся слепотой.

Ах, чувствую в ногах отяжелевших,

как без меня уходят поезда,

и сколько стран, еще меня не гревших,

где мне не жить, не греться никогда!

И в кресле путешественник из рая

описывает, руки заломив,

дымок из трубки с присвистом вбирая,

свою любовь – тропический залив.

Нарбут Владимир Иванович

(1888–1938)

Писатель, поэт, литературный критик, редактор. Акмеист. Поэт тяготеет к аскетическому стилю, не вдаваясь в описание материального мира и проблем своего времени. Поэт зачастую оспаривает принципы существования людей, окружавших его. С лёгкостью и тонким юмором он ведёт читателя по страницам размышлений, волнующих сознание и побуждающих понять смысл существования человеческого рода.

Гудок стремительный, и – в море…

Гудок стремительный, и – в море

Отваливает пароход.

В каюте, в тесненькой каморе

Мы прокоптились целый год.

По кабакам, по дырам порта —

Шататься надоело нам.

На суше быть?! Какого черта,

Коль счет утратили мы дням.

Морского не унять повесу:

Ему ль заказаны пути

Из Севастополя в Одессу,

Из Сингапура в Джабути!

Под ветром парус, словно вымя,

Все туже, туже, – прет дугой,

И над просторами живыми

И горизонт совсем другой!

Сияйте, чайки! И дельфины,

Дробите хлябкий антрацит,

Гранатов сладость, горечь хины

Нам край иной предвозвестит…

Несмелов Арсений (настоящие имя и фамилия Арсений Иванович Митропольский)

(1889–1945)

Поэт, прозаик, журналист. Многие стихи Несмелова носят повествовательно- балладный характер. Часто кажется, что некоторые из них просто развлекательны. Но внимательный читатель поймёт, что так он стремился выразить своё серьёзное желание писать и о природе, и о философии жизни, и об ужасах войны.

Из цикла «Владивостоку»

Должно быть, библейский Давид

Играет на облачной арфе, —

У моря мечтательный вид,

А солнце в коричневом шарфе.

Зюйд-вест, укачавший апрель,

Целует лиловую почку,

И стебель, царапая прель,

Сверлит осторожную точку.

В бегущих ветвях, на юру,

Бумажно белеет берёста,

И я никогда не умру,

И это, как молодость – просто!

Прикосновения

Была похожа на тяжелый гроб

Большая лодка, и китаец греб,

И весла мерно погружались в воду…

И ночь висела, и была она,

Беззвездная, безвыходно черна

И обещала дождь и непогоду.

Слепой фонарь качался на корме —

Живая точка в безысходной тьме,

Дрожащий свет, беспомощный и нищий…

Крутились волны, и неслась река,

И слышал я, как мчались облака,

Как медленно поскрипывало днище.

И показалось мне, что не меня

В мерцании бессильного огня

На берег, на неведомую сушу —

Влечет гребец безмолвный, что уже

По этой шаткой водяной меже

Не человека он несет, а душу.

И, позабыв о злобе и борьбе,

Я нежно помнил только о тебе,

Оставленной, живущей в мире светлом.

И глаз касалась узкая ладонь,

И вспыхивал и вздрагивал огонь,

И пену с волн на борт бросало ветром…

Клинком звенящим сердце обнажив,

Я, вздрагивая, понял, что я жив,

И мига в жизни не было чудесней.

Фонарь кидал, шатаясь, в волны – медь…

Я взял весло, мне захотелось петь,

И я запел… И ветер вторил песне.

Обрадович Сергей Александрович

(1892–1956)

Поэт, переводчик, редактор. Его принято считать одним из типичных пролетарских поэтов. Действительно, даже в его лирических стихах к финалу неизменно возникает тень вождя или призыв двигаться к светлому будущему. Однако природа его лиризма старой школы, не декор только, а часть своеобразия стиля поэта. Силён в стихах и авторский голос, в элегических произведениях поднимающийся до проникновенной, задумчивой ноты.

Вновь затерян лебедем прибрежным

Вновь затерян лебедем прибрежным

Парус рыбака вдали;

И безумней любим мы и нежим

Пыльные берега земли.

Беленький платочек – крылья чаек,

Уходящей гавани дымок.

И над