Наверно, Перта сейчас упадет в обморок… наверно, она в такой ярости, что сердечный приступ начнется раньше обычного…

Страх Эньонга рос с каждой секундой. Почему Перта такая тихая?

Две слезы заблестели на ее круглых щеках, и оставили след на ее судорожно вздымавшемся на груди платье. Перта стояла наклонив голову, с закрытыми глазами.

— Перта… — осторожно позвал ее Эньонг. Он взялся за руку, вцепившуюся в косяк двери.

Перта сильнее прижалась к косяку. Теперь она обеими руками держала флакон, крепко прижимая его к вздымающейся груди.

— Перта… Перта, я позову доктора! — испуганно проговорил Эньонг. — Тотой, Нанинг, уходите отсюда… Принесите вон тот стул! Мама может упасть в обморок!

Но Перта закачала головой: нет, не надо. И — улыбнулась!

— Что с тобой, Перта? — Эньонгу стало не по себе.

— Мама, что ты? — захныкал Тотой.

— Папа… — Нанинг ухватился за брюки Эньонга.

— Я очень счастлива, — донеслось до них сквозь рыдания.

— Что?!

— Я говорю, я очень счастлива!

— Что ты хочешь этим сказать? — Эньонг забыл про всякую осторожность.

Вместо ответа округлая рука Перты обвила шею Эньонга.

— Что с тобой, мама? — осмелел Тотой.

Губы Перты прижались к щеке Эньонга.

— Мама!.. — Нанинг ухватился за платье Перты и теребил его.

— Так, значит, ты помнишь! Я думала, что ты уже забыл, — сказала Перта, вытирая глаза и мокрые щеки, — а ты, оказывается, помнишь мой день рождения!

Перевод с тагальского Р. Рыбкина