– Джироламо Савонарола, я извергаю тебя из Церкви Воинствующей и Церкви Торжествующей.

Мученик силится сказать что-то.

– Что он говорит? – спросил Агостино, склонившись над перилами балкона.

В ответ прозвучал, торжественно и ясно, тот выразительный, волнующий голос, что так часто приводил в трепет толпу на этой самой площади:

– Из Церкви Воинствующей вы можете извергнуть меня, но из Церкви Торжествующей извергнуть меня не в вашей власти!

И тут лицо его озарилось небывалым светом, точно сам Христос улыбнулся ему с небес.

– Аминь! – провозгласил отец Антонио. – Он засвидетельствовал перед Понтием Пилатом доброе исповедание[133].

И, отвернувшись, ушел с балкона, закрыв лицо руками и безмолвно молясь.

Когда подобные обряды были совершены над другими, троих мучеников передали в руки палачу, обыкновенно предававшему смерти мирян, и, осыпаемые насмешками и издевательствами грубых зевак, они обратили лица свои к виселице.

– Братья, споемте «Тебя, Бога, хвалим», – произнес Савонарола.

– Не гневите толпу, – предупредил палач, – а не то будет хуже.

– Тогда хотя бы повторим гимн вместе, чтобы не забыть, – промолвил Савонарола.

И так они пошли на казнь, радостно поминая исполненных величия и славы апостолов, возвышенное братство пророков, небесное воинство мучеников и громко благодаря Господа словами этого великого торжествующего гимна Вселенской церкви.

Когда были зажжены зловещие, грозные костры, пламя которых вспыхнуло и запылало, залив страшным багровым светом темную громаду толпы, все в этом безмолвном покое упали на колени, и отец Антонио вновь помолился за покидающие этот мир души.

До последнего десница, так часто указывавшая праведный путь этому безбожному городу, простиралась над толпой благословляющим жестом, исполненным истинной доброты; и так, в любви, а не в ненависти, восторженно молясь и воздавая благословением за проклятие, души мучеников вознеслись в великое облако свидетелей на небеса.

Глава 32

Заключение

Однажды утром, спустя несколько дней после казни Савонаролы, у отца Антонио состоялась важная беседа с Агнессой.

Принцесса Полина, взяв на себя обязанности ее старшей родственницы, желала выдать ее замуж за Агостино Сарелли, и разговор касался тех сомнений, что до сих пор мучили глубоко религиозную Агнессу, не решавшуюся отдаться земной любви.

– Скажи мне, малютка, искренне и честно, как на духу, – спросил отец Антонио, – любишь ли ты этого человека всем сердцем?

– Да, отец мой, люблю, – отвечала Агнесса, – но разве я не должна отринуть эту любовь ради любви к моему Спасителю?

– Не знаю, зачем бы это, – произнес монах. – Брак – такое же таинство, как и принятие пострига, оно столь же свято и почетно, брак воплощает Божественную тайну, соединяющую души блаженных с Господом. Я не разделяю мнения святого Бернарда, который, пламенно возревновав о жизни монашеской, не узрел иного способа служить Богу, кроме как принять постриг всем мужчинам и женщинам. Постриг действительно душеполезен для тех, кто ясно и недвусмысленно видит свое духовное призвание, как, например, я; но кто испытывает любовь сильную и добродетельную к достойному предмету, должен поставить на первое место именно свое призвание к супружеской жизни.

– Вот так, Агнесса, – промолвил кавалер, незаметно проскользнувший в комнату и теперь смело завладевший рукой Агнессы.

– Отец Антонио разрешил все ее сомнения, – добавил он, обращаясь к принцессе и Эльзе, которые вошли вслед за ним, – а поскольку все уже готово к моему отъезду во Францию, венчание должно состояться завтра. Учитывая же, что мы глубоко скорбим, церемония должна быть возможно более закрытой, частной.

И потому наутро состоялось венчание, и новобрачные отправились во Францию, где их ожидал прием, соответствующий их положению.

Присутствовавшие на церемонии слышали, как старуха Эльза говорила Моне, что паломничества все-таки не лишены пользы: вот, скажем, в это, к римским святыням, она поначалу отправлялась неохотно, а глядите, как оно удачно обернулось!

В правление папы Юлия Второго изгнанные семейства, разоренные Борджиа, были восстановлены Римом в правах и вернули себе доброе имя, а особенно прославилась принцесса из рода Сарелли, добродетели и все поведение которой, по мнению многих, напоминали жития первых христиан, и потому она удостоилась почитания не только в силу своей знатности и красоты, но доброты.

А еще в те дни Рафаэль, друг фра Бартоломео, изобразил в одном из великолепнейших залов Ватикана среди апостолов и святых преданного и презренного мученика, пепел которого был развеян по ветру и рассыпан по воде во Флоренции. Память о нем не умерла в Италии, и утверждали даже, будто во имя его и при заступничестве совершаются чудеса. Но нельзя отрицать, что живые слова его были семенами, из которых взошли бессмертные цветы, распустившиеся в уединенных долинах и под сенью приветных рощ его прекрасной Италии.

1862

Примечания

1

Радуйся, Мария, молись за нас, ныне и… (лат.) – Здесь и далее примечания переводчика.

2

Геспериды – в греческой мифологии нимфы, обитавшие на Островах блаженных, далеко на западе, посреди сада, в котором росли волшебные золотые яблоки.

3

Фра Беато Анджелико (Гвидо ди Пьетро; 1400–1455) – итальянский художник, доминиканский монах; причислен к лику святых.

4

Парфянские конные лучники часто применяли такой прием: спасаясь бегством, они внезапно разворачивались в седле и выпускали стрелу в преследователей. Отсюда выражение «парфянский выстрел».

5

Монте-Роза – горный массив на территории Италии и Швейцарии, часть так называемых Пеннинских Альп.

6

Возможно, отсылка к Евангелию от Матфея (Мф. 18: 3–6), где Христос призывает своих учеников «быть как дети» и говорит о том, что дети достойны первыми войти в Царствие Небесное.

7

«Устами младенцев» (лат.).

8

Имеется в виду Данте Алигьери, автор «Божественной комедии».

9

Bella – красивая, прекрасная (ит.).

10

Часослов (фр.).

11

Находчивость, умение выходить из затруднительного положения, ловкость (фр.).

12

Иисус, украшение девственниц, / Рожденный матерью / Единственно девственной на свете, / Прими милосердно молитвы наши. / Ты, вкушающий аромат лилий, / В окружении