Я помалкивал и терпел, пока тётка перетягивала раненную голень бинтом. Потом выдал:

— Тёть Том, раз полиция с этой пакостью справиться не может, то собирайте вещи и поедемте со мной, когда рассветёт. Здесь оставаться нельзя! Тут армию надо вызывать, раз полиция с егерями ни беса не сделала.

— Нет, не поеду, — она закончила перевязку, отодвинулась от меня и критически осмотрела свою работу. — Деды говорят, что когда большая стройка начнётся и фундамент заложат, они уйдут сами. Вышки мобильной связи они и вовсе не переносят. Потерпим.

— И что, будете по вечерам и ночам по домам сидеть? В туалет во дворе даже не выйти! — я начал уже злиться на её упрямство.

— Значит, будем, — спокойно сказала она. — По нужде и ведро на веранде сгодится. И армию нельзя звать, по поверьям если их перебить, то беды и несчастья ещё худшие начнутся.

Я хотел напомнить ей, что и скотина страдает, и старуха жертвой шухарей стала, но смолчал. Что она не знает, что ли, об этом? Хотят жить рядом с этой пакостью, пусть живут.

— Ну как нога? — спросила она.

— Получше, — ответил я, походив туда-сюда по комнате и набравшись храбрости. — Пойду ворота проверю, хорошо ли закрыты.

— Не стоит. Они кровь чуют издалека, сто процентов во дворе тебя ждут, сидят в саду или за сараем. Про туалет я тебе уже тоже сказала, — холодно проговорила тётя.

Не поверив ей, я подошёл к окну, отдёрнул занавеску. Жёлтые кругляши глаз маленьких чудовищ были повсюду: возле забора, у стены сарая, даже на любимой тёткиной лавке. Сидели и ждали меня. Я поспешил задернуть занавеску.

— Сидят? — спросила меня тётя.

— Сидят, — хмуро ответил я.

— Ну иди спи, будильник не ставь. Сама тебя разбужу.

Я согласился с ней и поплёлся на видавший виды, но удобный диван. На удивление быстро заснул, видно помнил, что шухарям в дом нельзя.

Утром проснулся бодрый, походил по выделенной мне для ночлега комнате. Боль в ноге почти не ощущалась. Выглянул в окно. Ночная прохлада уже уступила место теплу, принесённому солнцем, повисшем в безоблачном бирюзовом небе. Вся деревня давно проснулась и была наполнена обыденной жизнью: где-то тарахтел трактор, по двору важно расхаживали куры, петух взгромоздился на топорище колуна, воткнутого в колоду, а с пастбища, которое начиналось в сотне шагов за домом тётки, доносилось мычание коров.

Будто и не было никакого ночного покушения на меня. Всё вокруг дышало невообразимым спокойствием и неспешностью, которую невозможно найти в городах.

— Проснулся соня? — тётя зашла в мою комнату, будто подглядывала в ожидании, когда я проснусь. — Пойдём завтракать, а то ехать скоро. В одиннадцать мне в МФЦ надо быть, а то без справки останусь.

— Успеем. Тут ехать-то двадцать минут до вашего райцентра, — успокоил её я. — Давайте завтрак.

На завтрак были вареные сардельки, восхитительные оладьи с клубничным вареньем и крепкий кофе, как я люблю.

— Забыла спросить, ты шухарей вчера не обидел? — строго спросила тётя, глядя как я с аппетитом уплетаю завтрак.

— Вообще-то они мне ногу прокусили. А я после этого всего лишь камнем умудрился в одного залепить. Это смотря кто кого обидел! — возмутился я.

— Плохо. Они любят, чтобы при любом конфликте последнее слово за ними оставалось. Бесова гордость им приказывает, — погрустнела тетка. — Ну доедай, а я пошла собираться.

Я закончил завтрак, собрал дорожную сумку и вышел во двор, к машине.

— Тёть Том, я готов, поехали, — громогласно заявил я, загрузив сумку в багажник и расслаблено оперевшись на капот своего «Рено».

— Иду, дом закрываю, — донёсся до меня голос хозяйки.

Я собирался достать телефон из кармана, просмотреть, не было ли сообщений со вчерашнего дня, но ввиду внезапно возникшей криворукости выронил его себе под ноги.

Тихонько выругавшись, я наклонился поднять телефон и тут же над моей головой просвистело что-то и врезалось в лобовое стекло, оставив на нем внушительную трещину. Камень размером с кулак с грохотом скатился по капоту, пока я ошеломленно пытался рассмотреть, откуда прилетел мне такой «подарок»».

И тут я снова увидел их, то есть шухарей. В тени сарая, из-за поленницы высунулись три лохматые омерзительные физиономии. Они скалили жёлтые клыки, пасти были растянуты в жутких ухмылках. Мелкие монстры были явно довольны собой.

Это всё что я успел разглядеть перед тем, как следующий камень угодил мне под правый глаз. Острая боль и вспышка заставали меня потерять всякий рационализм и яростно броситься на шухарей с колуном, выхваченным по пути из колоды.

— Серёжка, стой! Не надо! Пусть уходят! — тётка, увидевшая эту сцену с крыльца, аки гепард подбежала ко мне и повисла на руке, сжимающей топорище. Тем временем трое наглецов, воспользовавшись ситуацией, один за другим, визжа как поросята, перекувыркнулись через штакетник и устремились в сторону Лысого холма. Высокая трава почти сразу поглотила их, и только три шевелящиеся травяные дорожки выдавали присутствие улепётывающих бесов. Оставленный ими след быстро исчезал, скрываясь под живым ковром природы.

— Всё, племяш. Будем считать, что вы в расчете. Поехали уже! — тараторила взволнованная тётя, опасаясь, что я рвану за шухарями в погоню.

— Ладно, — бурчал я, осторожно потрогав рукой заплывающий глаз и направляясь к машине. — Извините, тёть Том, но вы все здесь немного того, не в норме. Что люди, что бесята эти. Живите тут, как хотите. Я свое дело сделаю, что обещал, и ноги моей здесь не будет больше. Поехали, а то и правда опоздаем.

Через пару минут я уже катил на полной скорости в сторону райцентра, глядя на дорогу через треснувшее лобовое стекло. Синяк под глазом — это ладно, но с ногой мне предстоял обязательный визит к доктору, где я уже решил соврать, что меня укусила обычная собака. Хотя след от укуса на собачий никак не походил. Но не говорить же в поликлинике, что на меня могильные бесы напали. Совсем в другое заведение направить могут. А мне такое вовсе ни к чему…

Наказание с того света

Я, как обычно, приехал на летний отпуск в деревню, где родился. Не как все нормальные люди, которые стараются поехать на море или куда-то подальше от места работы. Ну а моя деревня под самым городом, а там — домик, оставшийся от родителей. У меня есть некоторая особенность психики, я плохо переношу людей. Можно назвать меня интровертом, но я более гибок в обществе. С рабочими