Более удивительно было то, какую информацию принес молодой Поттер. Легко предотвратив воскрешение Волдеморта, он каким-то образом, мальчик смог уничтожить крестраж-змею Тома, что по идее не должно быть возможным обычными средствами. До недавнего времени предполагалось, что только такие разрушительные вещи как яд василиска или Адское пламя могут разрушить такой защищенный объект, но Гарри, будто насмехаясь, опять сделал то, что не могли сделать остальные. Каким-то образом, даже без палочки и заклинаний, он смог испепелить крестраж, будто это какая-то ерунда. И ведь не допросишь его. Свои секреты он хранить умеет, а каким-то образом на него воздействовать, себе дороже, Снейп уже попытался. Может быть, конечно, змея не была крестражем, но все предпосылки говорят обратное. Было немало свидетельств защищенности этой змеи, как и тесная связь Тома с ней, которой просто так не достигнуть никаким другим образом, что был широко известен.

Летние проблемы с неправомерным использованием магии, Гарри Поттер решил легко и просто. Отказавшись от защиты директора, нарочито ни во что не ставя любые авторитеты, тот легко смог защитить себя в зале суда, а вернувшись обратно в дом Сириуса, никого не слушая и наплевав на мнения взрослых и более мудрых людей, пропал до начала учебного года ни кого не ставя в известность.

Еще и подставил директора, рассуждая на некоторые темы, заставляя сомневаться в приказах лидера Ордена Феникса. Его рассуждения на тему того, что пророчество охранять не нужно, бессмысленно и даже очень опасно, были очень неудобными. Якобы тот, кто отправил это делать — беспощадный и ни во что не ставящий жизнь своих прислужников, человек. Такие мысли в разумах членов ордена, были бы не очень удобными и даже опасными, и пришлось потратить немало времени, чтобы объясниться и убедить их в правильности своих решений. Нет, на самом деле мальчик был прав, жизни нескольких людей, директора мало волновали, ему было важно знать, когда Том придет за пророчеством, а то, что кто-то может пострадать — не приятная, но малозначимая потеря, в конце концов, ради высшего блага можно пожертвовать и не столькими жизнями.

А вот рассуждения Гарри о природе крестражей и о его уверенности, что душу нельзя разделить, вызывали серьезные опасения. Откуда подросток мог об этом знать? Конечно, доказательств того, что душу действительно можно разделить, никто и правда не нашел, но все, кто исследовал этот вопрос, всегда сходились к тому, что крестраж это ничто иное, как часть души, иначе как еще можно было объяснить, почему душа не пересекает грань, оставаясь в этом мире? Его ироничные замечания про невозможность разрушения души из-за убийства, тоже были очень неудобны, ведь сам Дамблдор проповедовал именно эту теорию, хотя сам в нее уж точно не верил. Зато было очень удобно удерживать этим своих соратников, чтобы они не усердствовали с устранением прихвостней Реддла. Иначе, какая же это будет война? А война нужна, чтобы сплотить остальных. Мир, в таком случае, будет более сладок, а ему, Альбусу Дамблдору, как предводителю света достанется больше внимания и влияния, чтобы продвигать свое мнение о том, как должно выглядеть общество.

Глава 16

Нынешний приветственный пир отличался от предыдущих. Сначала шляпа, которая спела песню не как обычно, про факультеты, дружбу и жвачку, но еще и про опасность, что грозит школе:

Дух опасности в воздухе чую.

Школе «Хогвартс» грозит внешний бешеный враг,

Врозь не выиграть битву большую.

Чтобы выжить, сплотитесь — иначе развал,

И ничем мы спасенье не купим.

Все сказала я вам. Кто не глух, тот внимал.

А теперь к сортировке приступим.

Эти ее слова в конце явно дают понять, что что-то должно произойти, что повлияет на безопасность школы. Вообще, эта безопасность подвергается сомнениям каждый год, но тут видимо шляпа услышала, как Волдеморт грозит школе и всей магической Англии, поэтому сочинила песню, предупреждая учеников.

Странно было еще то, что заместитель министра, что восседала в зале суда, когда шло мое дело, был тут. Эта противная дамочка задавала слишком много вопросов, зачастую глупых, пытаясь то ли меня на чем-то подловить, то ли просто завалить всякое ерундой, надеясь меня потопить хоть на чем-то. А теперь она была тут. Зачем? Непонятно, но думаю, старик скоро нам обо всем расскажет. Директор как раз должен толкнуть речь.

— Теперь, когда мы начали переваривать этот великолепный ужин, я, как обычно в начале учебного года, прошу вашего внимания к нескольким кратким сообщениям… — Начал он свою обычную речь, сообщая о правилах поведения в школе прочем, что он сообщает новым ученикам и напоминает старым.

— …У нас два изменения в преподавательском составе. — Наконец, перешел он к более актуальной для нас, не считая первокурсников, информации. — Мы рады вновь приветствовать здесь профессора Граббли-Дерг, которая будет вести занятия по уходу за магическими существами. Я также с удовольствием представляю вам профессора Амбридж, нашего нового преподавателя защиты от Темных искусств.

Прозвучали вежливые, но довольно вялые аплодисменты. Наверно никому не понравился вид этой противной даже внешне, женщины. Серьезно, кто в таком возрасте одевается в ярко-розовую одежду с рюшками? Да и лицо у нее не очень приятное. Кстати забавный факт, в отличие от маглов, у магов нет направления хирургической пластики. Если маглы могли в определенных пределах корректировать внешность, то маги это делали только с помощью магии, что несло лишь временные изменения. Постоянные, могли использовать лишь такие маги как Тонкс. Это, если иметь в виду обычных магов. Думаю, маглорожденные, если им, например, нужно было скрыться, пользовались этим моментом, а сделав пластику лечили себя магическими способами. Таким образом, не сложно раствориться среди миллиардов простых людей.

Меж тем, директор продолжил свою речь, пока его от нее не отвлекли. Он умолк и с недоумением посмотрел на Амбридж. Поскольку стоя она была лишь ненамного выше, чем сидя, все не сразу поняли, почему Дамблдор перестал говорить. Но тут послышалось ее негромкое «кхе-кхе» и стало ясно, что она поднялась на ноги и намерена держать речь.

Замешательство Дамблдора продлилось всего секунду. Затем он сев, дал ей слово, сделав вид, что бесконечно этому рад,