За спиной послышался звук шагов, но девушка даже не пошевелилась. Она знала, что он придет и подсядет, а потом заведет разговор. Более того, шестым чувством она понимала — он переехал именно из-за нее. Это пугало и волновало, вызывало ватагу мурашек, снующих по коже. Как вести себя — Юля не представляла — не разобралась еще, чего же хочется ей, и совпадут ли их желания.

— Доброго времени, — поздоровался Алекс и присел на лавочку.

Не стой между ними чашка, он задел бы Юлю коленом. По крайней мере, девушке так показалось.

— Взаимно, — ответила Юля и открыла глаза.

Алекс был в легких светлых брюках и белой рубашке поло, и одежда подчеркивала бледность его кожи — загореть, в отличие от девушки, он еще не успел.

Помолчали.

Юля разглядывала широкую розовую клумбу напротив, Алекс смотрел на девушку, и по его лицу нельзя было догадаться ни о намерениях, ни о чувствах, которые он, возможно, испытывал.

— Ты изменилась, — сказал, наконец, Алекс, и перевел взгляд на воробья, что спорхнул с ветки прямо им под ноги.

Юля повернулась к нему, ожидая объяснений, и Алекс пояснил:

— Где та улыбчивая девочка, что предлагала мне желатиновых медведей? Сейчас передо мной взрослая, серьезная леди, с которой и заговорить страшно — она словно отгородилась от мира терновыми ветками. Эта леди предпочитает одиночество и крепкий чай веселому и шумному времяпрепровождению. Она смотрит холодно и равнодушно, будто сквозь. От этого озноб прошибает.

Такой многословности Юля улыбнулась. Хотя, кто знает, может он всегда был таким — велеречивым, ироничным, и говорил с теплыми искорками в глазах, мягкой улыбкой на капризных губах. Только не с ней. Юля помнила его жестким, грубым, почти что бестактным. Сейчас же перед ней будто чужой человек находился — незнакомец и только.

Но, кто знает, может, в другом обществе он всегда был вот таким — приятным и вежливым. Поэтому девушка не стала заострять внимание на переменах в нем самом и возвышенности его речи — вероятнее всего она просто совсем не знала этого мужчину, чтобы хоть как-то о нем судить.

Взяла в руки полупустую чашку, повертела ее в руках задумчиво, потом ответила:

— Эта девочка осталась там — в далеком прошлом. Смысл ей быть, если та наивность и простота, которой полнился характер, приносили одни только насмешки.

— Не путай простоту с непосредственностью. Хотя, зря я заговорил об этом. Все мы меняемся со временем. Ты это ты.

И снова замолчали, каждый в свои мысли погрузился.

Алекс подумал о том, что она — эта странная девочка, бесконечно от него далека, словно из другой реальности. Все в ней — будто чуждо этой эпохе: манера одеваться в простые, но изысканные вещи, ее движения, повадки: ленивые, лишенные всякой спешки и торопливости. Глаза, в которых глубина и, несвойственная столь молодым людям, мудрость.

И все же — недоступность и равнодушие, что так и скользили в ее взглядах, распаляли Алекса все более. В совокупности все: и как выглядит, как ведет себя, как пахнет — заводило мужчину, пробуждало первобытное желание обладать. Любовался ею: как привычно закусывает губу или водит тонким пальцем по горлышку чашки. Как медленно порхают ресницы…

Юля подняла голову, и взгляды их пересеклись.

Алекс внутренне поежился — в тот момент показалось, что это не он приехал сюда соблазнить ее, а она — далекая, холодная, но такая желанная, создана Всевышним и послана сюда, чтоб покорить его. Покорить, и если потребуется — перемолоть, в порошок его стереть. Все прежние черты и мнения — поставить с ног на голову, обратить. Вспомнились ее слова — в порыве бессильной злости брошенные. О том, чтоб не зарекался. И сейчас — через столько лет, Алексу жарко стало и страшно — в самом деле, попался. Она — эта маленькая, хрупкая девочки попала в точку. Нечаянно, совершенно неискушенно и без умысла — в этом он был уверен, она покорила его. Не улыбками или взглядами, не стройным телом, а тем, что она просто была — вот такая: странная, незнакомая, почти чужая, но как продолжение его самого. Какую только власть она имела над ним! Алекс ужаснулся, глядя в зеленые, как густой лес, бездонные глаза. Один поцелуй — далекий, будто в прошлой жизни, одно прикосновение, но как напряжение, двести вольт по венам. Как разряд молнии прямо в макушку. Нет-нет, но возвращался к тому дню их прощания на заснеженной аллейке. Даже когда работал как проклятый или менял любовниц, раз, и всплывают перед глазами образы яркие, словно на веках отпечатанные. Непрошенные образы, незваные.

Она моргнула, и мысли Алекса переменились. Снова захотелось вкус ее губ почувствовать, вспомнить какие они — сладкие?

Наклонился к ней, нос к носу, думал, что навстречу ему последний миллиметр сама сделает, но она только смотрела — глаза в глаза. Сам коснулся губ — почти робко, но стоило прижаться, как в голове пульс застучал, и движения перестали быть несмелыми. Раздвинул языком ее податливые, мягкие губы, скользнул в ее рот и в паху заныло. Так сладко было в ней — целовать влажно, ощущать привкус разнотравья и фруктов южных. Юля вдохнула глубоко, задев его грудью и от этого мимолетного касания все мысли здравые и не очень, из головы выветрились.

Провел руками по плечам, продолжая исследовать ее рот, жадно сплетаться языками, круговыми движениями двинулся к манящей груди, накрыл ее ладонями. Девушка в его руках вздохнула еще раз, лизнула его верхнюю губу, и Алекс подхватил ее за талию, усадил на себя порывисто. Она скользнула бедрами по его напряженному паху, от чего у обоих по коже дрожь пошла.

— Сладкая девочка, — хрипло прошептал Алекс, на мгновение от уст Юлиных оторвавшись.

Потянулся к ней, обхватил за ягодицы, сжал крепко.

Юля закинула голову, закрыв при этом глаза. Его прикосновения были смелыми, жадными, первобытными. Они были пугающе приятными.

— Остановись, Саша, — сказала она, когда бретельки сарафана оказались спущены, а сам мужчина спускался горячими поцелуями вниз от ключиц.

Он поднял голову и посмотрел совершенно черными глазами — радужку полностью поглотил зрачок. В них бушевала страсть, нетерпение.

Алекс вздохнул несколько раз, отвел взгляд. Юля поднялась с его колен, снова села рядом. Дышали тяжело — как после спринта.

Нужно было что-то сказать, но что именно, Алекс не знал. Просить прощения — глупо, он не чувствовал себя