— Будь здорова, малышка, и будь счастлива, — сказала она — за твои успехи…

Непривычная к вину Кэтрин вскоре забыла про мрачные настроения последнего часа. И после уговоров даже принялась за еду, хотя была твердо убеждена, что в своей жизни больше не сможет проглотить ни кусочка. Очень скоро она была вынуждена признать, что все это кажется ей очень вкусным, и что еще никогда не было у нее такого чудесного ужина.

— Лучше всего, когда свадебный ужин без жениха, — произнесла растроганная Илона, — а ты можешь выпить еще вина… Когда же, как не сегодня…

Кэтрин больше не жеманилась, вино понравилось ей, и веселое томление вновь охватило ее.

Устав от еды и разговоров, она еще некоторое время посидела за столом, пока Илона, посмотрев на кухонные часы, не определила следующий пункт программы:

— Уже пора, иди мойся, только делай это хорошенько… Или тебя надо этому обучать?

Она показала девушке ванную комнату с биде. Да, конечно, это было необходимо.

Когда она вернулась в комнату, Илона позвала ее из прихожей:

— Подойди сюда!

Пройдя, девушка увидела, как горничная застилает постель свежим белоснежным бельем. В спальне было темновато, горел только ночник, а на комоде уже стояла хрустальная ваза с розами. Все это выглядело обыденным, но почему‑то вызывало смятение. Но вскоре Кэтрин забыла про это — не успела она осмотреться, как

Илона набросилась на нее в своей грубовато–шутливой манере:

— Да ты так и не научилась закрывать за собой дверь! Нет, не эту, снаружи, дверь в прихожую…

Между тем Илона кончила возиться с постелью и, подойдя к девушке, приказала:

— Раздевайся!

Та удивленно подняла на нее глаз

— Я?..

Илона расхохоталась.

— А кто же еще?

— Но…

Илона перебила ее.

— Ну да, тебе нужно раздеться…

Девушка медлила, и тогда Илона сама принялась раздевать ее. Лед был сломан — Кэтрин поспешно уселась на стул и начала раздеваться по порядку, как и обычно делала она это по вечерам. Но уже собравшись снять сорочку, она приостановилась и сказала:

— У меня нет ночной рубашки…

Илона вновь расхохоталась.

— Ночной рубашки? Но она тебе сегодня вряд ли понадобится! Впрочем, если хочешь, я тебе сейчас ее принесу… Ну, снимай свою дурацкую сорочку!

Теперь Кэтрин стояла обнаженная. Илона осмотрела ее и ласково похлопала по животу.

— Все в наилучшем порядке, — произнесла она удовлетворенно, слегка приподнимая груди девушки, — чуть больше, чем надо, тяжеловаты, мои были получше в твоем возрасте, но тоже хороши… Мужчины хотят именно этого, они просто с ума сходят от этого. — Она еще раз удовлетворенно осмотрела девушку и произнесла: — Невероятно, что ты еще девочка… Посмотри на себя в зеркало, ты можешь быть довольна собой…

Да, Кэтрин была довольна собой, но это было какое‑то новое удовлетворение, которого она прежде никогда не испытывала. Ей не хотелось отрывать взгляда от зеркала; она вдруг осознала, как сильно желает такую женщину мужчина, и она радовалась своей соблазнительности.

— А где же моя сумочка? — Вдруг испуганно спросила она.

— Погоди, сейчас принесу…

Вернувшись, старуха принесла не только сумочку, но и большой флакон с пробкой в виде короны, которую она отвинтила, чтобы Кэтрин понюхала духи.

— Самая лучшая туалетная вода… Это — тоже подарок твоего молодого человека… — Еще раз осмотрев девушку, Илона скомандовала: — Ну, а теперь — в постель.

Кэтрин легла, Илона еще раз поцеловала ее, выключила свет и вышла из комнаты.

Потом — Кэтрин так и не смогла понять, сколько же прошло времени, — открылась дверь, и девушка, к ее собственному удивлению обнаружила, что руки стали самостоятельными, поднимались, как бы освобождаясь от нее самой, ему навстречу…

Сумеречно–бело сияли эти руки в темноте… Это было последнее, что она увидела в ту ночь. Неожиданность первой встречи, первого поцелуя, которая не кончается, так как сладость встречи все возрастала. А затем — после краткой неловкости и небольшой боли, что само собой разумеется, — началась неожиданность, вечная неожиданность…

Выслушав рассказ Кэтрин очень внимательно, Кейт поинтересовался:

— А потом вы уехали из Нью–Йорка?

Девушка кивнула.

— Да… Так получилось, что я убежала от родителей, потом связалась с одной нехорошей компанией, начала принимать наркотики… Там же и познакомилась со своим будущим мужем. И если бы не Сэм, — произнесла она, таким тоном, будто бы оправдываясь за ту неловкость, которую причинила этим рассказом о своей первой ночи с мужчиной Джаггеру.

Желая перевести разговор на другую тему, Тиммонс произнес:

— Джаггер, — он обернулся к частному детективу, — вы сказали, чтобы в концерне я вел себя так, будто бы ничего не знаю…

Тот кивнул.

— Да, после такого лирического отступления, которое произошло благодаря Кэтрин, трудно собраться с мыслями…

— Я все о своем деле, — напомнил Тиммонс.

— Знаешь что, — произнес собеседник, — я, конечно же, сделаю все, что могу… Более того, я не возьму с тебя даже причитающегося в подобных случаях гонорара… Все‑таки, как ни крути, а ты мой родственник… Будет хорошо тебе — будет хорошо и Барби — а ведь свою племянницу я очень люблю, своих детей у меня нет и, насколько я понимаю, — он внимательно посмотрел на сидевшую напротив Кэтрин, — и не предвидится… Кэтрин хмыкнула.

— Правильно понимаешь…

— Значит, ровно через неделю позвони мне… И не забудь — с телефона–автомата…

Ужин, он же — обед прошел в разговорах о разных пустяках. Кэтрин рассказала Кейту еще несколько историй из своей жизни — на этот раз, может быть, и не таких лирических, но также довольно любопытных. Кроме того, они, на взгляд Сэма, были более приличными, чем предыдущая.

Уже в машине, заводя двигатель, девушка обернулась к Тиммонсу и сказала:

— Знаешь что — не обращай на меня внимания… Ладно?.. Вообще я как‑то очень давно заметила, что у людей, чья профессия связана со словом, вроде журналистов, юристов и школьных учителей много комплексов на этот счет… А слова это и есть слова, они только дурачат… Я думаю, мы с тобой обязательно подружимся — мы ведь почти родственники?

И она вновь подмигнула Кейту.

Ровно через неделю Тиммонс, как и было условлено, позвонил в бюро дяди своей жены. Трубку подняла Кэтрин.

— А, привет, — сказала она ему, как старому знакомому, — ты,