Джай громко кашлянул, сравнение с хряком было ему не по душе, но мужик не малейшего внимания на его обиду не обратил.

- Так вот шо кажу! На шо те, менястрелю, такой гарный конь? Продай его мне!

- А тебе он на что, хозяин? - Джай окончательно пришел в норму, чувствовал себе он неплохо, поэтому поднялся и оказался рядом с возницей, оттесняя Скайси.

Монах не стал возражать, возмущаться, а смиренно перебрался назад к Адонашу, и Джаю даже показалось, что облегченно при этом вздохнул.

На селянина Джай решил не обижаться: пусть себе чешет языком, какое-никакое - развлечение.

- Да ужо сгодится! А тебе, чумазой, я в обмен складную кобылку дам … Ну, доплачу, конечно… Вот не нужон тебе такой конь и усе тут!

- Чего ж это не «нужон»?

- А вот гляди: завтра Мастер твой Адонаш пойдет на восток, а ты – на запад и встретятся тебе вежливые робята, нож к горлу приставят и скажут, мол, слезай с коня! И ни обмена, ни искры, ни пламени, не предложат, от шоб меня галка склевала! А ты шо?

- Что?

- Шо, шо… А ты брынькалкой разе отобьешься? Не-е! А будет у тебя моя кобылка - никто не позарится. А она тебя не хуже жеребца твого отвезет да хоть на край света, пущай и не такой она дорогой породы!

- Так у вас разбойники промышляют? – усмехнулся Джай.

- Кто? Ну, не в нашенском краю, синица мне в глаз! Их Истребитель быстро поперевешает - хай только объявятся! Дерев-то в нас хватает! А от отъедешь чуток дале, так там тебя сразу и сцапают – хватает бандюг, шоб им с самой синею смертью ночью лягти, а утром не прокинуться! А шо тебе те разбойники, ты вот нашенской вуривихи нализаешься и никакие разбойники не нужны будут - конь сам убягит. А жалко такого гарного коня!

- А тебе, дядя, конь мой, стало быть, для разводу?

Возница глянул на него прищуренными глазами, хмыкнул:

- Ох и хитер же ваш брат! Ты вот как беньки свои разлепил, так я сразу понял, кто ты есть! А то за грязюкой ни волос ни пики не разглядишь, а очи такие токмо у междуморца можуть быть! Прав я али не прав?

- Если прав, дядя, то тебе всей вуривихи в твоей деревне не хватит, чтобы выманить у меня коня. Да и вообще, дернул тебя смарг со мною торговаться – я ж тебя как липку обдеру, даже если буду пьяным! Или ты мало о нашем междуморском брате слышал?

Позади раздалось сдавленное хихиканье монаха. Хозяин сник, почесал затылок, обмозговывая слова Джая: междуморцы и в самом деле слыли непревзойденными торгашами и хитрецами.

- Да… не настоящий ты междуморец… - Теперь мужик не был так уверен. – Вот, колесо мне в задницу, - не настоящий! Я слышал, что ваш брат могет бочку в себя влить – и не в одном глазу! А ты вот - наклюкался, что свин! Наделай мне в ухо ворона!

- А ну тормозни, дядя! – воскликнул Джай, заметив у дороги небольшой ручеек – шагов пять-семь шириной. Если они едут в деревню, что следует привести себя в благопристойный вид, прежде, чем являться перед людьми.

- Прр! Нашо то тебе, Чумазой?

- Погоди пару минут!

Джай ловко спрыгнул с телеги. В босые, непривычные к тому подошвы сразу же вонзились сотни мелких камушков. Он поморщился, пошел осторожнее, добрался, наконец, до ручейка, оказавшегося не глубже локтя, и принялся в нем плескаться, смывая, прежде всего, слой грязи с лица и волос. Гипок не должен стоить ему еще и репутации! А то все станут называть его на манер этого вот дядьки: «Чумазой».

Приведя себя немного в порядок, он вернулся к телеге, и, судя по кислому лицу мужика, у того не осталось сомнений, что он – междуморец: пепельно-серые волосы и черные глаза не дадут Джаю никого обмануть, разве что отпустить косу и всем показывать, что ты Одаренный...

- Ну, так ты на человека похож! Шоб тебе кукушка на голове кукушат вывела! Даже имя у тебя теперь спросить хочется! А спутники твои мовчат, воды у рота понабирали! Он, кажуть, сам представиться!

- Ты сам-то назовись! – Джай вновь занял свое место рядом с хозяином, отметив, что монах вовсе не в обиде, за то, что его прогнали – Скайси вытянулся во весь рост на сене, закинул руки за голову, его веснушчатое лицо выражало покой и блаженство.

- Так я ужо назывался, токмо ты все проспал, братец! Ладно, ладно. Повторюсь. Я Дишик-кузнец из Низинки – так, стало быть, деревня моя называется. А ты кто такой будешь?

- Я – Астри Масэнэсс из Междуморья! – рассмеялся Джай, и услышал хмыканье Адонаша и шепот Скайси: «Четырнадцать!».

- Чудное имечко… Ворона тебе в подмышку! Погодь… Мне отойти надо… До ветра схожу...

Теперь хозяин сошел с повозки, отходя к дороге, а Адонаш зло прошипел:

- Самое дурацкое имя из всех, какими ты когда-нибудь назывался!..

- Отчего же?

- А оттого, что его запомнить невозможно! Ты бы нас со Скайси пожалел, когда выдумываешь эти имена! Где ты их только берешь?

- Из ветра выхватываю!

Адонаш сплюнул.

- Ты же захочешь, чтобы мы тебя в деревне так называли при людях? Повтори, сожри тебя смарг! Как там? Аси Масталэс?

- Астри Масэнэсс. Астри Масэнэсс. И если тебя так уж злит, что я каждый раз выдумываю новое имя…

- Да, поверь, меня это злит!..

- То я так буду впредь называться. Так что – запоминай хорошенько: Астри Масэнэсс!

- Ловлю тебя на слове, Астри Масэнэсс! И если еще раз услышу что-нибудь другое…

- Ну шо, братки! Поехали! – вернулся Дишик-кузнец. – Нно-о-о! Давай, клячи, давай! А то на колбасу пущу! – он дернул поводья, стеганул их длинным концом одну из лошадок и затянул басистым гулким голосом:

А у нашей у Низинке бабы ладные,

И накормят, и напоють, и не жадные!

Токмо руки не тяги, куда не следует,

А не то их кулака ты отведаешь!

Кулаки у наших баб-то железные,

Знают это мужики наши местные,

А уж вы, чужеземцы - хилые,

Раз вас вдаришь и помрете, как милые!

От восхищения достоинствами Низинских женщин, с их воинственным характером, Дишик плавно перешел к описанию того, что видел перед собой на дороге или на