Доигралась.

Сердце колотилось где-то в горле, слезы жгли глаза, а ноги не слушались, но я продолжала бежать к кабинету, чтобы скрыться от него. От этих слов, что уже проникали под кожу, заставляя пульс сбиваться, стоило вспомнить его севший голос.

Любимая.

Никакая я ему не любимая! Никогда не была. И не буду!

Толкнула дверь и та долбанулась о стену.

Вбежала в кабинет и, сбросав в сумку мобильник и ключи, сдернула с плечиков кожанку. Переобуваться не стала, так и выскочила в темный коридор, прямиком в объятия Никиты.

– Марина…

Стиснул плечи, но я сбросила его руки, отталкивая прочь.

– Оставь меня.

– Нет, послушай! – Крик резанул слух, но я не могла сейчас, не хотела…

Попыталась протиснуться мимо, но Никита преградил путь, оттесняя к стене.

– Хватит! Не хочу слушать и понимать не хочу!

Сорвалась и прокляла себя за это. Но с ним по-другому и нельзя.

– Я не хотел, ясно? – Слова оглушили. Я вздрогнула, словно он только что собственноручно выбил воздух из моих легких, а Никита чертыхнулся и запустил пятерню в волосы. – Чёрт, я не это имел в виду.

Не это? Что еще за бред?

Толкнула его, стремясь протиснуться, и Никита успел сжать мое запястье, не давая уйти.

– Марина, выслушай!

– Выслушать что? Ты назвал меня…– не смогла вытолкнуть это слово, – а потом сказал, что не хотел. Как мне понять тебя, если ты сам себя не понимаешь? Выдаешь себя за другого, а потом просишь верить тебе?

Его пальцы жгли запястье, но я больше не убегала. Все, что накопилось в душе теперь рвалось наружу, и я уже не могла остановиться.

– Сказал, что Никиты в том доме не было, хотя мог бы сказать правду. Что мешало? Ничего! Ты просто дурачил меня, играл, как грёбаной игрушкой, и просишь после этого выслушать и понять? – Толкнула его грудь, не зная, куда деть эту ненависть. – Ты лгал мне с самого начала, а достаточно было сказать, кто ты, и проблемы бы не было!

Замолчала, ожидая, что он скажет хоть слово в свое оправдание, но Никита молчал.

– А если это твой ребенок? – Выдохнула горько, заметив искру протеста в карих глазах.

– Исключено!

– Но откуда мне знать?

Скажи, разубеди меня. Только не молчи…

– Как я могу верить тебе? Как могу… – горло свело от горечи, – довериться, если ты не мог решиться открыть мне правду. У тебя для этого была уйма времени, но ты предпочел ложь.

Силы истощились, и пришлось приложить огромное усилие, чтобы не разрыдаться при нем.

– Я хотела тебе доверять. Правда хотела, понимаешь? Но ты… –  почему так чертовски больно? – ты сделал всё, чтобы я больше не смогла…

Хватка на запястье усилилась, и Никита дернул меня на себя.

Ударилась о его грудь и вскинула голову, как безвольная кукла, как марионетка, вещь…

– Тогда скажи, какого хрена ты позволила мне сделать это? – Его глаза опаляли яростью, и я съежилась, ощущая неприятную дрожь. – Какого хрена сейчас отдавалась так, будто я единственный?

Отвела взгляд, понимая, что он ударил точно в цель.

– Я не насиловал тебя, не принуждал, ты сама дала мне доступ к своему телу. – Слова звучали так мерзко, что захотелось провалиться сквозь землю. Доступ к своему телу. Доступ к телу. – И не смей лгать, что ничего не чувствовала там, потому что я нихрена в это не поверю.

Он разжал кисть, но я не могла заставить себя сдвинуться. Боль и обида подкатили к горлу и норовили выжечь душу дотла.

– Обвиняешь меня, но вместо того, чтобы устраивать истерику могла выслушать меня в ту ночь, когда Ника делала тест.  Потому что тогда я действительно понял, что налажал, и хотел все исправить. – Он отступил на шаг, но казалось что на километр. – А теперь я уже не уверен, стоит ли оно того…

Еще шаг и пропасть между нами увеличилась до непреодолимой.

– Можешь больше не приходить на работу. Я освобождаю тебя от должности.

Взгляд такой же холодный, как голос, и я отступила, мечтая поскорее убраться отсюда.

– Ты знаешь, где выход.

 Никита резанул холодной отчужденностью и скрылся за дверью кабинета, а я, пряча истерику под маской сдержанности, зашагала прочь из клуба.

Но раздирающая сердце мысль не давала покоя.

Я получила свободу.

Тогда почему так паршиво ноет в груди?