Как всегда, в этот час не зажегся свет в хате Прасковьи Федосеевны Бездольной, но фонарик горел на двери. Утром эта старая мать проводила нас, как требовал древний обычай, не до калитки, а до самой околицы. Так она провожала и Миколушку Градова, когда он приходил к ней.

— Вы что, плачете? — заглянув мне в глаза, спросила Прасковья Федосеевна.

— Это вам показалось, — возразил я и кивнул на Салыгина. — Это вот он, Владимир Иннокентьевич, махру закурил, дым попал в глаза…

— Ну-ну, извини, чертушка! Фрося моя не смогла снабдить меня приличными сигаретами в эту дорогу, потому и приходится курить Миколушкину махру. Правда, Светлана Тарасовна?.. Спасибо, выручила…

Светлана Тарасовна лишь прошептала:

— Не за что…

Ей ли было много говорить! И Салыгин вдруг сгорбился по-стариковски, смутился.

…Возле наших ног мелькнула тень: аист, покружив над курганом, стремительно опустился на его вершину.

1979—1983.