твоей-то службой. Человек не одинаков в разные интервалы своей жизни. Помнишь, кто «остановить мгновенье» от Фауста требовал? 
Он отводит взгляд в сторону. Кривится. Потом мотает большой, явно очень усталой головой.
 – Нет, – хмурится, – не припомню…
 Я коротко киваю. Неудивительно. И дело тут не в том, что вряд ли опер-убойщик капитан Мышалов слишком серьезно мог «Фаустом» заморачиваться. Тут всякое бывает. На это просто вообще немногие внимание обращают…
 – Дьявол, – говорю, – Сатана. Понимаешь почему?
 Он отворачивается к окну.
 Вздыхает.
 Смотрит на меня.
 На портрет.
 Снова на меня.
 – Кажется, – кивает на труп, – догадываюсь. Для него время остановилось, так ведь? И для нее тоже…
 Я снова киваю. Да, капитан. Остановилось. Причем теперь навсегда.
 – Вот то-то и оно, – тоже вздыхаю. – Ладно, пойдем дальше…
 – Пойдем, – соглашается.
 А вот и моя фотография. Точнее – наша со Стасиком. На рыбалке.
 Стоим.
 Хохочем…
 – Это вы где? – капитан спрашивает.
 Я невольно улыбаюсь. Хорошие были времена…
 – Под Астраханью, – отвечаю. – За судаком, помню, мотались. Рыбак он был знатный. Один из лучших…
 – Вот оно что, – вздыхает. – Я сам туда каждый год езжу, если обстоятельства позволяют. Под Харабали…
 Жму плечами.
 Понимание тебе, капитан.
 – Для меня, – говорю, – рыбалка вообще как наркотик. Как только свободные выходные – сразу или в Дельту, или в Карелию…
 – Согласен, – кивает. – Только для этого деньги надо иметь.
 Я киваю в ответ.
 – На это пока, к счастью, хватает, – говорю.
 – Завидую, – усмехается.
 Я только еще раз плечами пожал. Точно ничего нового. По крайней мере, ничего не бросается в глаза. Да и давненько, честно говоря, я сюда не заходил…
 – Все, – говорю, – капитан. Ничего особенного не разглядел. Кроме гильз от травки. Не знал, что он начал покуривать…
 – Ну, это фигня, – морщится. – А больше – ничего?
 Жму плечами.
 – Ничего, – говорю.
 – Жаль, – вздыхает. – Но все равно спасибо. Если что, я позвоню. И вы звоните, если вдруг что интересное услышите. Он ведь вам, судя по всему, не чужой был…
 Я строю кислую мину.
 – Да в последнее время, – тоже вздыхаю, – уже почти чужой. Все реже и реже виделись. У него своя жизнь, у меня – своя…
 Отворачиваюсь.
 Смотрю в окно.
 Там снова начинается дождь…
 – Так часто бывает, – говорит.
 Я на него даже с интересом глянул.
 – Первый раз, – говорю, – на моей памяти мент свидетеля утешает на тему, что тот уж не совсем неправильно жизнь свою ведет. Спасибо…
 – Вам спасибо, – улыбается. – И до свидания. Мы вас, наверное, все-таки вызовем, когда в бизнесе его ковыряться будем.
 Я наклоняю голову. Так-то не очень хотелось бы, разумеется. Но что делать…
 – Да нет проблем, – говорю, – приду. А пока – всего доброго…
 Вышел из квартиры.
 Спустился на лифте, прошел ограждение.
 Закурил.
 Дождь.
 Мокро, холодно.
 На лужах крупная рябь, пересыпанная редкими, тяжелыми каплями, морщит тусклый свинец воды.
 А по двору дети носятся. Да и что им? Уроки сделали, свободны… Собака вон ковыляет, на трех лапах. Четвертая поджата.
 Бедолага.
 Я водителю служебной машины махнул, чтоб подождал. Сел на скамеечку. Закурил опять, не обращая внимания на то, что джинсы мгновенно промокли на самом интересном месте.
 Сижу, дымом давлюсь.
 А ведь смерть, думаю, это очень просто. Это когда пробегающий мимо ребенок просто бежит дальше.
 Но уже без тебя.
 Докурил. Встал, отряхнул капли дождя со ставшего отчего-то непомерно тяжелым непромокаемого плаща.
 И медленно пошел в сторону машины.
 Да, думаю, с Нинкой сегодня в ресторан ужинать точно не стоит идти. Только настроение испорчу. И ей, и себе…
   Глава 4. Паб на Мясницкой. Продолжение
  От пива и воспоминаний отвлекло дребезжание поставленного на вибру телефона. Еще перед церковью звук отключил. А снова нажать кнопочку на экране так до сих пор и не удосужился.
 Идиот.
 Хотя, может, оно и хорошо. В смысле к лучшему. Сколько ненужных разговоров не состоялось…
 – Слушаю, – говорю.
 Почти что рычу, кстати. Понятное дело. Настроение – сами понимаете…
 – Ну, тогда слушай, – передразнивают на другом конце провода.
 Вот же привычка! Так и говорим про этот «другой конец», хотя какой там провод-то, при беспроводной связи…
 Моментально собираюсь.
 Твою мать.
 Главный. Главный редактор в смысле. И ладно бы чей посторонний. Так ведь мой. Начальство, мать его.
 Надо было хоть на экран сначала взглянуть, на определитель, а уж потом в прием вызова тыкать…
 Ладно.
 Буду борзеть.
 Имею, в принципе, право. Товарища поминаю…
 – Давно с похорон-то съебался? – интересуется.
 Н-да. Я все-таки еще, наверное, щенок. По крайней мере, по сравнению с этим поколением монстров. Мне до них еще скрипеть и скрипеть.
 Если вообще доскриплю.
 Стас вон не доскрипел.
 Тем не менее надо держать удар.
 – С прощания, – поправляю. – Его честно отстоял. Ну, как честно? Большей частью с сигаретой, на улице, под дождем. А на похороны – да, не поехал. Ты же знаешь, я на похороны вообще не хожу. Живым вообще не место среди мертвых.
 Задумывается.
 – А еще осенью жить нехорошо, – говорю неожиданно, вслед и невпопад. – Особенно если еще и в дождь…
 Он, судя по всему, сглатывает. Прямо в трубку.
 – Бухаешь, что ли? – интересуется брезгливо.
 Задумчиво смотрю в окно.
 – Компанию составить хочешь? – невежливо бурчу в ответ.
 Ну вот, да, такие своеобразные отношения. Хотя вот как раз тут я, конечно, не прав. Начальство все-таки.
 Но у меня сегодня повод есть.
 Железобетонный.
 Хотя я в последнее время все чаще и без всякого повода пью. К сожалению…
 – Да пошел ты на хуй, – даже отсюда слышно, как он морщится, позабыв, что его глубокие морщины в телевизоре не закрывает уже даже плотный профессиональный грим. – Сегодня можешь бухать, разрешаю. Хоть до зеленых соплей. Но не увлекайся. Завтра в десять у меня в кабинете.
 Теперь уже я сглатываю. Вот гад…
 – Это за что так жестоко? – поражаюсь. – Сам же раньше двенадцати не придешь. Имей в виду, я тогда к твоему появлению уже совершенно точно опохмелюсь. Причем не единожды. Возможно, даже в твоем кабинете. И вообще…
 Он думает.
 Вздыхает.
 Я прям вижу, как прикусывает по привычке полноватую, чуть синюшную губу прилично пожившего, да и испившего – замечаю злопамятно, – свое человека. Во всех смыслах слова «испившего», кстати.
 Я почему тут на полное мужское взаимопонимание и рассчитываю: Главный в этом смысле человек правильный. Он в свое время не только отлично работал, как один из лучших профессионалов в нашей не самой простой среде, но и довольно славно так выпивал.
 Да и сейчас, поговаривают, не сказать, чтоб совсем уж успокоился с этим делом.
 Но уже не в старых, не