Ну нет.

Ну надо же.

Какой предусмотрительный пес…

– Тихо-тихо, – говорю хриплым шепотом.

Удара башкой об эту хлипкую, как выясняется, деревянную конструкцию пока никто не отменял. Было… м-м-м… чувствительно, мягко говоря.

И страшно.

Я сам был неплохим в общем собачником, чтобы не понимать: Герасим – не охранник, он охотник. Бросившийся на выручку своего компаньона.

Но эта порода, вообще-то, выведена не для того, чтобы кого-то защищать. Она выведена исключительно для того, чтобы убивать. В Ирландии к тому моменту, когда поняли, чего натворили, выведя борзую собаку размером с небольшую лошадь и обладающую настолько жесткой шерстью, волков-то уже не осталось.

Пришлось использовать волкодавов в войнах между людьми: псы, похоже, находили эту заварушку ничуть не менее забавной, чем просто травля волков. А двуногого давить или четырехлапого, ласковым в любое другое время (как и все охотники) животинкам было абсолютно по барабану.

Или еще по какому-нибудь там народному ирландскому инструменту.

Их даже натаскивать в работе по человеку запрещают: не дай бог, пробудится какой древний инстинкт. Только под присмотром опытнейшего кинолога и исключительно на свой страх и риск. Но, будучи натасканными и обученными, эти красавцы не случайно охраняют даже ее британское королевское величество.

И мне очень и очень повезло, что Кириллов Герасим оказался именно таким псом, тренированным, натасканным и прошедшим специальные кинологические курсы: Дедушка у нас человек продуманный и педантичный.

Ненатасканный разорвал бы мне глотку не раздумывая. Натасканный тоже бы сделал это играючи. Но только по команде хозяина, которой, к счастью, не поступило.

Вот лежим тихо и радуемся…

Я достал из кармана флэшку.

Показал.

Потом кинул на стол.

– Что это?

– Дневники Стаса, – прищуриваюсь. – Его последние дни.

Дед с интересом повертел электронную древность в руках.

Хмыкнул.

– Это та самая запись, где его кто-то валит в конце, что ли? – фыркает.

Я нервно сглатываю. Дед со вздохом поправляет очки.

– Мне их на второй день после его смерти по интернету прислали, – вздыхает. – Вместе с кучей откровенной порнографии, которую этот мудель, земля ему стекловатой, именовал гордым словом «досье». С анонимного адреса, разумеется. Причем очень хорошо спрятанного адреса. Костика с основного вашего канала знаешь?

Я снова сглатываю. Потом не менее нервно киваю. Слова Кирилла довольно фигово укладываются в моей голове, признаться. Такое ощущение, что кто-то из нас осел.

И это точно не Костик.

Костик – существо, которое может в сети все. И оттого одно из особо охраняемых сокровищ нашего Главного. Числится-то он у нас, конечно, простым айтишником. Но в конторе бывает, только когда надо срочно трубить общий подъем, сбор, аврал – и так далее, и тому подобное.

Все страньше и страньше…

– Ну да, – криво усмехается великий и ужасный Дед Кирилл и кивает моим невысказанным мыслям. – Естественно, с ведома вашего Жени. Костик – это теперь его собственность. Но был когда-то моим. Не это главное. Главное даже не то, что Костик ничего не нашел, потому как кем-то все очень и очень надежно оборвано. И подчищено. Но это, повторюсь, не главное. А главное, друг мой Глеба, – это то, что все это фуфло.

Дед сплюнул. Погасил сигарету, немедленно прикурил новую.

– Но теперь я твое глупое поведение понимаю, по крайней мере. И отчасти даже готов извинить. Но только отчасти, потому как я в тебе немного разочарован. Что у вас вообще за поколение такое, долбаных рефлексирующих снежинок? Не понимаю. А ты ведь еще из лучших, наверное. Ни придумать ничего своего толком не можете, ни революцию в России хотя бы устроить. Ни даже просто человека убить.

Я вздыхаю. Еще раз осторожно ощупываю голову.

– Да мне тоже сейчас кажется уже, извини, Дед, что это у меня глюк очередной был. Уже два звонка на этой неделе поймал…

Он смотрит на меня неожиданно остро.

– Тогда, – говорит, – срочно прекращай бухать и проработай голову. Ты мне нахрен в раздерганном душевном состоянии не нужен. Да и никому не нужен, включая родную редакцию и самого себя. Но пока будем надеяться, что справишься, а это все-таки не третий звонок, а нормальная нервная реакция. Я, когда это произведение искусства послушал, тоже сначала подумал, что это ты этого несчастного выродка завалил…

Глава 53. На то оно и утро

Ничего себе.

– Здравствуй, жопа-новый-год, – морщусь. – И кто ж его тогда, если не я и не ты? Как сам-то думаешь?

Дед жмет плечами.

– Да похрен. Хочешь – верь. Хочешь – нет. Кто бы этого урода ни приговорил, сделал он это совершенно правильно и по делу. Пистолетиком-то зачем в дружественном тебе доме махать? Даже если б этого ублюдка я ликвидировал – тебе-то от того что?

Я морщусь.

– А это точно не ты? – спрашиваю осторожно.

Дед только хмыкает.

– Вообще-то, если ты помнишь ту хрень, которую обозвал «дневником», грохнуть засранца мог только человек, хорошо его знавший. Так?

Я вздыхаю. Подбираю под себя колени.

Герасим предупреждающе рычит, Кирилл Дмитриевич уже небрежно одергивает его за «строгий» ошейник.

– Все, брат. Он больше не будет…

Ирландец поднимает глаза наверх, на хозяина.

Смотрит недоумевающе. Дед чешет ему шею, руки с трудом пробивают себе путь через жесткую шерсть. Пес поскуливает от восторга.

Вот в этом все ирландцы.

Охотники.

Только что – убийца.

И снова – игривый щенок…

– Садись, – Дед кивает на жесткое, но удобное «гостевое» деревянное кресло.

Я пытаюсь кивнуть, и голову снова пронзает тяжелая боль.

Дед еще раз вздыхает.

Звонит в стоящий на столе колокольчик, в дверях проявляется невозмутимая домработница Наташа.

Когда я тут гремел, головой ломая мебель, когда меня пыталось сожрать это ирландское чудище, ее, кажется, совершенно это не взволновало.

Хорошая у Деда прислуга.

Возможно, просто повезло, но скорее всего – воспитал тяжким и методичным трудом и терпением. По-другому просто в принципе не бывает. Я все-таки добираюсь до кресла.

Осторожно сажусь.

Вытягиваю из кармана помятую пачку сигарет, нахожу среди курительных палочек самую неповрежденную. Нормально, думаю, эта тварь меня все-таки приложила.

От всей ирландской души…

Прикуриваю.

Смотрю выжидательно.

Кирилл кивает.

– Наташ, бутылку «кальвадоса» принесите, пожалуйста. Самогона в смысле яблочного, деревенского. Я ее в морозилку недавно бросил – как чувствовал. И поставьте еще одну в холодильник. В обычную камеру. На тот случай, если нам с моим юным другом не хватит. И чаю поставьте, что ли…

Домработница безмолвно исчезает.

Нет, все-таки Дед – монстр. Так вышколить домработницу…

А я вот никогда не умел общаться с прислугой. То нагрублю не по делу. То на шею