– "Фара", братское сердце, так кто тебе во время войны будет правду по телевизору рассказывать? Ты ж видишь здесь, в Марике – как это всё в реале происходит, точнее – происходило. А про детей на великах ты хорошо написал – я сам охренел от мамок с колясками и пацанов на велосах среди руин.

– Ну это образ такой, да. Я стихи с 15 лет не писал, если чё. А тут вот само как-то…

Я эти стихи "Фары" потом себе скопировал и тонкой Тане отправил. Конечно, не сказал ей, что это не я их написал. Она в ответ прислала мне "сердечко".

***

Как я попал на войну?

Как-то быстро слишком, хотя мы реально ждали уже реального дела. За всех пацанов сказать не могу, но я ж правда поехал сюда воевать. Не, не заниматься "денацификацией" (я это слово вслух и выговорить то не смогу). Просто в какой-то момент (еще до получения повестки, но ожидая её) я почувствовал, что мне надо поехать на войну. Что я должен поехать, что ли. Не для того, чтоб кого-то там завалить и всех победить – а для того, чтобы со мной там что-то произошло. Как будто все 20 лет моей жизни ДО – были не всерьёз. Как будто я раньше только какой-то херней занимался, а тут есть реальная возможность сделать ДЕЛО.

И да, сейчас могу признаться в этом – мне нравится держать автомат, нравится, как его ремень натирает плечо через броник (на бронике патч "мама сказала надеть"). Нравятся мои новые трофейные ботинки – я могу наступать в них в самую лютую малороссийскую грязь, она высохнет, и сама отвалится. Нравится, что здесь с пацанами мы какие-то настоящие – тут невозможно изображать из себя того, кем ты не являешься. Здесь невозможно казаться, здесь можно только БЫТЬ. Ну или НЕ БЫТЬ, если не повезет.

Сначала меня определили к "реактивщикам". Не знаю, с какого хрена – на полигонах нас учили только воевать в пехоте, а тут – вдруг – реактивная артиллерия, "Грады". В нашей батарее самая ржачная машина была у командира с позывным "Синоптик", он прям на бампере написал "местами град" – "облачно, возможно осадки" просто не влезло.

Но у "реактивщиков" я не задержался. Когда тусил у машины в районе ожидания, в лесополке – увидел на земле какую-то тряпку, облепленную муравьями. Я вообще всегда любил разглядывать муравьев в лесу – они прям реально умеют организованно дело делать, нам бы так. Ткнул эту тряпку ногой, перевернул – и увидел, что в ней кусок какой-то черный, похожий на сильно обгоревший шашлык. Несколько секунд тупил, разглядывая. Потом понял, что тряпка – это чьи-то семейные трусы в клетку. А черный кусок, облепленный муравьями – это чья-то обгоревшая жопа. Не скажу, что я прям блеванул или мне стало дурно – просто как-то неприятно стало. Оказалось, в этой лесополке раньше были хохляцкие позиции, наши их отсюда недавно выбили – а кусок жопы "всушника" остался валяться на земле. До меня его здесь никто и не заметил. "Реактивщики" воюют, не видя врага – они херачат по координатам целей, которые дали сверху. Не зная, чё там и кто – просто накрывают квадраты за 10-20-30 км от своей позиции. А тут я впервые увидел врага – точнее, кусок от него. В общем, когда предложили перевестись в штурмовую пехотную роту – я сразу согласился.

Это всё под Угледаром было. Там у хохлов не город, а крепость с кучей опорников – он на высоте стоит, вокруг степи, балки да низины. Наши его уже полгода взять не могут – и артой накидывают, и с воздуха херачат, ну и штурмов уже несколько было. Угледар этот прям как кость в горле встал, как говорит наш комбат – "Угледар, хули. Хулидар".

У комбата нашего позывной "Казань". Я как только его увидел, сразу понял – охрененный командир. Чуть за 30, невысокий такой, крепкий, борода с рыжиной и глаза такие, сука, хитрые-хитрые. Нас, когда к нему привели, он такой:

– Скока карандашей приехало?

У реактивщиков "карандашами" вообще-то снаряды для "Града" называют. А мы то точно без них. Оказалось, в пехоте "карандаши" – это солдаты, типа. Здесь вообще много своих понятий, словечек. Никто, например, не говорит "убил" или "убитый". Вместо них – "задвухсотил" или "двухсотый", "двести". Раненый – "трехсотый", понятно. Когда заходим в дом или чужой отбитый опорник, где нужно закрепиться – "лутаем", ну то есть ищем внутри всё, что может пригодиться при обустройстве позиции. Ощущение, что ты в какой-то компьютерной игре – шутере, где нужно мочить «фрагов» и собирать «лут». Ты – всего лишь "карандаш" и твоя главная цель – не стать "двухсотым".

Комбат "Казань», когда нас собрал, сразу речь толкнул. Сказал, что мы в составе штурмовой группы скоро должны зайти на "Северные дачи" Угледара, закрепиться там, стянуть на себя противника, чтобы другие наши парни зашли с другого направления. Но про тактику было не особо интересно. Он тогда еще вот что сказал:

– Вы, пацаны – штурмовики. Если херово подготовленные штурмовики – считай, что смертники, можете себе ленты на бошки повязать, как японские камикадзе. Вы идете первыми и вас там будут встречать жестко. Не надо думать, что хохлы не умеют воевать. Они здесь сражаются как львы (реально, так и сказал). Знаете, кто в Великую Отечественную был на втором месте по общему количеству награждённых званием Героя Советского Союза – после русских среди всех народов СССР? Украинцы. Теперь они – наши враги, но врага надо уважать. Они ничем не хуже и не слабее нас, понятно?

Я тогда еще подумал – как они посчитали, сколько среди Героев Советского Союза – русских, а сколько украинцев, белорусов, казахов, грузин, калмыков и узбеков с таджиками? Потом вспомнил – мама мне говорила, что раньше в паспортах писали национальность. У меня то просто – "гражданин РФ". А у них тогда если ты был украинцем – так и писали в доках, что "украинец". Ну или "еврей". Я-то считаю себя русским. Представителем империи, которая 200 лет назад нагнула всю Европу. Которая 100 с лишним лет назад рухнула, сильно сама себя истребила, а потом снова нагнула почти всю Европу. Потом снова рухнула и очень коряво и жалко нагнулась. Теперь империя вроде выпрямляется и снова хочет всех нагнуть. Я –