дядя Нику…
Вскоре с обеих сторон показались силуэты невысоких домиков — предместья Плоешти. Над ними, дальше за городом, темнело черное облако — горела нефть. Внезапно оттуда донеслось несколько автоматных очередей, напугавших нас: дядя Нику встрепенулся, спросил:
— Эй, что там видать?
— Огни шлагбаума…
— Метров пятьсот. Тормози! — приказал он. — Легче… Еще легче… Так… Теперь сильнее… еще… И до конца!
Паровоз протяжно выдохнул пар и послушно остановился шагах в двухстах от шлагбаума. Из темноты вынырнуло несколько теней, они молча через пути поспешили к вагонам. Один из бегущих задержался у паровоза, коротко спросил:
— Боеприпасы?
— Да, — ответил я.
Я наклонился к дяде Нику — он дышал с трудом. Жестом велел мне приблизиться. Глаза у него уже леденели.
— Дядя Нику!.. — пробормотал я со слезами на глазах.
— Будешь хорошим машинистом, Маноле, дорогой! — невнятно пробормотал он… Потом глубоко вздохнул, собрал остатки сил и медленно, с паузами продолжил: — Расскажи товарищу Дуна из депо, как все произошло… а потом поезжай к Петре… к батьке своему…
Перевел с румынского А. Зырин.
Михаил Алексеев
СОЛДАТЫ
Утром 20 августа 1944 года знойное синее небо стало вдруг серым. Воздух звенел от разрывов снарядов и буравящих его сотен советских бомбардировщиков и истребителей. Огромные столбы пыли и дыма закрыли солнце. Все, что долгие месяцы накапливалось, укрывалось в лесах, оврагах, садах, в земле, что приводилось в готовность и усиливалось изо дня в день: людские массы, оружие, боевая техника в невиданных еще количествах, все, что зрело для Седьмого сокрушительного удара, — вся эта грозная сила, наэлектризованная одним мощным зарядом — нетерпеливым стремлением двинуться вперед и смести преграждающего путь врага, — по одному приказу пришла в движение, и неприятельские укрепления затрещали под ее напором.
Танковые полки и бригады, посадив на свою броню пехоту, на полной скорости мчались вперед по дорогам и без дорог, по разным направлениям. Казалось, что-то стихийное было в этом потоке и им нельзя было руководить, направляя его к одной разумной цели. Между тем управление было, и оно было отличным: танковые экипажи разговаривали между собой по радио, командиры машин — с командирами взводов, те — с командирами рот, ротные — с батальонами, и так до командира бригады, корпуса, армии, фронта…
В первые часы наступления немцы и румыны пытались еще оказать сопротивление, на отдельных участках фронта оно было упорным. Но уже к двенадцати часам дня вражеская оборона рухнула едва ли не на всем протяжении — от Пашкан до Ясс. Войска 2-го Украинского фронта почти прямолинейным движением своих ударных группировок устремились на юг, чтобы уже 23 августа в районе Леушени — Леово встретиться с войсками 3-го Украинского фронта и замкнуть кольцо окружения войск генерал-полковника Фриснера.
Немцы откатывались в глубь страны, на юг, даже не подозревая о том, что путь им отрезают войска маршала Толбухина. Советские танки и самолеты настигали отступающих. Почти все дороги были завалены поврежденной неприятельской техникой и трупами немецких солдат. В кюветах лежали с перебитыми ногами и распоротыми животами немецкие битюги, барахтаясь в искромсанных упряжках. Настигнутые нашими танками, одни из немецких солдат тут же падали на землю, прятали свои головы как бы только затем, чтобы не видеть своего смертного часа; другие, обезумев, с дикими криками бежали в степь; многие офицеры стрелялись…
Неудержимый наступательный порыв, достигший ко второй половине дня наивысшего напряжения, порождал своего рода соревнование: одна дивизия стремилась обогнать другую, первой ворваться в город или селение.
Генералу Рупеску удалось со своим корпусом избежать полного разгрома на линии укрепрайона. Его штаб снялся в ночь с 19-го на 20 августа и, эскортируемый кавалерийским эскадроном, двинулся на юго-запад, через Роман, в сторону Бакэу, поближе к Трансильванским Альпам, где Рупеску надеялся укрыться со своим соединением, вернее с его остатками, от стремительно наступавших советских войск.
На очередном пятиминутном привале во время заправки машин к закамуфлированному лимузину генерала подскакал на взмыленном коне вестовой.
— Вам пакет, господин командующий! — громко крикнул он, резко осаживая коня. — Из Бухареста! — И подал Рупеску пакет с пятью сургучными печатями.
Генерал, торопясь, долго не мог отодрать эти печати и страшно злился, по обыкновению багровея. Наконец ему удалось раскрыть пакет, и из него прямо на запыленные узкие брюки генерала скользнула бумажка, заполненная аккуратными, ровными, немного угловатыми, как колонки цифр, строчками. Рупеску сразу же узнал почерк полковника Раковичану и стал жадно читать.
«Дорогой друг! — писал Раковичану. — Случилось нечто ужасное. Лавина русских полчищ двинулась в глубь нашей страны. В Бухаресте творится такое, что не передашь словами. Появились вооруженные рабочие отряды, тайно и заблаговременно сформированные коммунистами. Во главе одного такого отряда стоит — кто бы вы думали? — Мукершану! Да, да, господин генерал, тот самый Мукершану, которого «убил» по вашему приказанию лейтенант Штенберг. Он обманул вас. Полагаю, вы сделаете из этого факта необходимые выводы. Впрочем, оставьте его в покое. Есть дела поважнее, генерал.
Да, есть дела важнее.
Антонеску арестован.
Король в замешательстве. Очевидно, его принудят отдать приказ о выходе Румынии из войны на стороне немцев. Полагаю, однако, что от этого мало что изменится в положении страны: двор переориентируется — и все. Место немцев займут, конечно, американцы — сами понимаете! Разницы между теми и другими большой нет, да и драка между ними совершенно иного свойства. Американцам, например, преотлично удалось сохранить свои капиталы в нашей стране даже в тот момент, когда здесь господствовали немцы. Надеюсь, когда-нибудь вы узнаете подробности. Строжайшая тайна! Мне и то удалось разнюхать все случайно…»
Рупеску возмущенно шмыгнул носом и оторвался от чтения. «Мне и то!» — повторил он, качая головой. — Ну что за наглая самоуверенность у полковника! И этот вечно снисходительный тон. Выскочка! Он позволяет себе постоянно разговаривать со мной свысока. Что же, однако, удалось ему разнюхать? — не без зависти подумал генерал. — Что за строжайшая тайна?..»
А Раковичану «разнюхал» следующее.
В Румынии, как и во многих других странах, попавших в колесницу Гитлера, американским предпринимателям пришлось в отдельных случаях прибегнуть к операции по маскировке своих авуаров[16]. Соответствующие акции передавались в собственность некоторым связанным с американским капиталом трестам в нейтральных странах, а зачастую и в самой Германии или на территориях, включенных в состав «третьей империи». Таким образом, американское предприятие за одну ночь становилось предприятием с нейтральным или даже с… германским и редко с румынским капиталом. Представители американских деловых кругов не прекращали вести переговоры и совершать коммерческие сделки со своими врагами.
«В столь тяжкий для нашей родины час, мой дорогой друг, нельзя терять