И они были так счастливы оба на свете, ведь они были нужны друг другу, ведь они держали друг друга за руки и любили.

А кто они были такие? Они не знали. Разве дано это знать детям. Разве дано это знать дуракам.

Разве дано знать миру, погрязшему, увязшему по шею в вечной Зимней Войне, кто он такой. Мир! — и все. Таким его Бог сотворил. На счастье Себе?.. На горе?.. И Он того не знал. Он творил — и все. Создавал — и делу конец.

И мальчик, сжимая беспалую женскую руку, наклонил личико, посеченное снегом, и поцеловал красную от холода дурочкину ладонь — так, как целовал жених руку Цесаревны-невесты, как целует истово верующий светящийся золотом угол намоленной теплой иконы; так, как мужчина целует ладонь женщины, навсегда, до конца им любимой.

Осень — зима 1991, Москва — Малаховка — Ялта — Москва; март — июнь 1999, Нижний Новгород — Москва — Кострома.