Мимо прошла проводница. Стукнула дверь в конце вагона.

— А ты тоже домой едешь? — спросил я свою новую знакомую.

— Нет, в гости. К бывшему однокласснику. Я в Москве учусь.

— Понятно. И на кого учишься?

— На журналиста.

— Интересная, должно быть, профессия.

Она легонько улыбнулась.

— По-разному. Но мне пока нравится.

На сей раз улыбнулся я:

— Почему пока?

— Ну, кто же знает, что будет через год или два, я ведь только на втором курсе учусь…

— Думаешь, что разочаруешься?

— Не знаю, все может быть. А ты кто по специальности?

— Свободный художник.

— В смысле?

— Ну, как-то так. Учился на юридическом, но понял, что не мое. Разочаровался, как ты говоришь. Зато в армии пригодился. Теперь вот думаю: кем дальше быть. Может, на философский пойду.

Проводница снова прошествовала мимо нас — на сей раз в обратном направлении, к себе в купе.

— Чего не спите? — походя спросила она.

— Не хочется, — ответил я за нас обоих.

Проводница не произнесла больше ни слова и молча удалилась.

— А почему на философский? — спросила Женя.

— Не знаю, хочется.

— И кем будешь?

— Философом, — улыбнулся я.

Мы помолчали. Я решил снова сходить перекурить.

— Я пойду покурю, хорошо? Если хочешь, можешь ложиться спать.

— Я не хочу.

— Ладно, как знаешь.

Я стоял и курил в тамбуре, в мутном стекле на двери вагона плясали блеклые пятна фонарей, один раз проскочил встречный поезд. Мелькали километровые столбики, ведя свой нескончаемый счет, ползли минуты, часы… я приближался к дому.

Вышел заспанный мужик и тоже закурил.

— Не спится? — спросил он.

— Нет, — ответил я, потушил окурок в пепельнице и вернулся в вагон.

Женя смотрела в окно. Вокруг сопели и ворочались люди. В вагоне было душно.

— Странно, — сказала Женя.

— Что странно?

— Что ты хочешь быть философом.

— Почему?

— Не знаю. В наше практичное время люди хотят быть политиками, экономистами, юристами в конце концов… А ты вот — философом.

— Наверное, я странный.

— Наверное. Странный сосед по вагону, уступивший свое место…

— … Который вдобавок еще и лишает тебя сна.

— Скорее уж я тебя его лишаю.

Мы засмеялись.

— Тише вы, — цыкнула проводница из открытой двери своего купе.

— Хорошо-хорошо, — поспешил успокоить ее я. — У вас кофе есть?..

Потом мы пили кофе и болтали. Улыбались друг другу. Придумывали названия безвестным поселкам, внезапно возникавшим из ночной мглы в окне и так же внезапно исчезавшим.

— Я хочу изучать жизнь, потому что интереснее нее в этом мире ничего нет. Деньги, политика, законы — это все производные, — говорил я, — в основе же лежат неколебимые глыбы бытия, его первостепенные принципы. Человеческие взаимоотношения, отношения человека с внешним и собственным внутренним миром. На этом базисе строится все остальное.

— Но кто-то ведь должен делать обыкновенные практичные вещи, — улыбалась Женя, — не всем же заниматься осмыслением глобальных проблем.

— Не всем, а только таким странным попутчикам, как я…

И мы снова болтали, болтали, болтали. Ночь сходила на нет, уступая место блеклому чухонскому утру. Мы приближались к Петербургу.

За окном мелькали поймы рек в утреннем тумане, зеленые перелески, поля, медленно просыпающиеся русские деревеньки. Покосившиеся дома, силосные башни, пустующие фермы. На проносившихся мимо платформах появлялись первые люди, ждущие утренних электричек.

— Скоро будем дома, — сказал я.

— Кто-то дома, а кто-то в гостях, — поправила меня Женя.

— Ну да. Ты права. Никогда не думала перебраться в Питер?

— Не знаю. Вообще мне нравится ваш город: он более уютный и душевный, чем Москва. Живой какой-то, что ли… Архитектура эта старинная, атмосфера набережных, дворов-колодцев… И люди — совсем другие люди, приветливые и отзывчивые…

— Ну и?..

— Для начала надо институт закончить, — она улыбнулась, — а потом можно будет думать и о переезде.

Я сходил еще раз на перекур. Потом зашел в туалет и умылся, пока не образовалась очередь из начинавших просыпаться пассажиров вагона. Вернулся на свое место. Женя пила кофе.

— Я сдала белье, — сказала она, — ничего? Ты спать не собираешься?

— Нет, — я посмотрел на часы, — через два часа уже приедем.

— Я так и подумала.

Следуя примеру моей попутчицы, я сходил и взял у проводницы кофе. Наполнил стакан из бачка с кипятком напротив ее купе.

— Только закипел, — сказала мне проводница.

— Ага. Хорошо.

Проводница пошла по вагону будить пассажиров. Я двинулся следом за ней к своему месту, где оставил новую знакомую.

— А в армии вообще как было? — спросила меня Женя.

— По-разному там было, трудно сказать.

— Не жалеешь, что пошел?

— Я вообще никогда ни о чем не жалею. Наша жизнь — это захватывающий спектакль, где нам отведено такое количество ролей, которое никогда не сможет сыграть ни один профессиональный актер. Если специально играть, конечно. А так — в процессе взаимодействия с окружающей реальностью каждый из нас раскрывает свой артистический талант… так что пусть этот спектакль длится и дальше, предлагая нам все новые и новые пути развития сюжета. Нам не о чем жалеть, потому что в конце всех нас ждет непременная овация! Я не жалею о прошлом, я предпочитаю настоящее.

— Понятно. Ты действительно философ! Но это все-таки время…

— Никогда не жалей о времени, ведь само время нас не жалеет. И потом — я приобрел колоссальный жизненный опыт. Я ведь не в восемнадцать лет пошел, как большинство, когда вообще ничего не смыслишь в жизни. Я увидел людей, совсем других людей, не тех, которых знал. Люди в экстремальных условиях ведут себя иначе, нежели в обыденной жизни. Они становятся теми, кто есть на самом деле. Подлецы — подлецами, хорошие люди — хорошими людьми. Вот поэтому все это не зря…

— Философски.

— А как же.

Я глотнул кофе.

— Мы во сколько прибываем? — спросила Женя.

— В начале десятого.

— Знаешь, странно как-то. Я ведь вообще могла в Питер не поехать, билет взяла за час до поезда — и то сомневалась, хочу ли ехать. А вот взяла — и с тобой познакомилась.

— Видишь, я ж говорю: никогда ни о чем не жалей.

— Наверное, ты прав.

— Давай я тебе экспромт прочитаю. Стихотворение.

— Ты стихи пишешь?

— Немного. На самом деле это я сочинил, когда в последний раз ходил курить в тамбур. Там, знаешь ли, особая атмосфера, поэтическая.

— Читай тогда скорее!

— Итак:

Этой встречи могло не случиться

В пене дней, так похожих на бред:

Я мог бы просто напиться,

Ты могла бы не взять билет.

Мне б тогда не увидеть улыбки,

Озарившей грешный мой путь,

Ведь жестокой судьбы ошибка

Могла разом все перечеркнуть.

Слава богу, все стало, как стало, —

Словно в старой сказке точь-в-точь;

Жаль одного — слишком мало

Длилась эта в поезде ночь…

— Ты сейчас это сочинил, правда?

— Правда.

— Классно!

— Ну, как умею…

— Нет, правда, замечательно. И так в тему. Даже про билет.

— Я не волшебник, я только учусь.

Мы посмеялись. Потом Женя пошла умываться. А я в очередной раз (какой — сотый? тысячный?) пошел курить. Мы приближались к конечной точке нашего маршрута. Последний бросок до дома…

— Действительно, жаль, что так мало длилась эта ночь в поезде, — грустно улыбнулась Женя, когда вернулась, — только познакомились и уже надо расставаться.

— Что поделаешь. Это спектакль — жизнь, и такие у нас в нем роли. Но, раз случилось так неожиданно познакомиться, можно это знакомство и продолжить. Ты как считаешь?

— Я только за!

— Тогда нам необходимо обменяться номерами телефонов и при первой же возможности встретиться!

— Так и поступим.

Мы обменялись контактами и договорились обязательно встретиться. Если я буду в Москве — звоню ей, если она в Питере — звонит мне.

— Ну, вот и замечательно.

— Да!

А наш поезд между тем въезжал в Петербург. Потянулись угрюмые пакгаузы Ижорских заводов, мрачные заборы Металлостроя, поезд сбавил ход. Пассажиры на соседних местах собирали вещи. Кто-то ругался на непослушного ребенка в конце вагона.

— Тебя будут встречать? — спросил я Женю.

— Вряд ли. Не люблю, когда меня встречают, сама до места доберусь.

— А меня, наверное, будут.

— Друзья?

— Да.

— Понятно, — в ее голосе скользнула едва заметная грусть.

По вагону прошла проводница:

— Через десять минут прибываем!

Мы стали собираться. Я достал свою сумку и надел китель, фуражку оставил в руках. Люди потихоньку покидали свои места.

— Ну что, пойдем?

— Пойдем.

Мы стали двигаться по проходу в сторону тамбура.

— Не торопитесь, — кричала проводница, — все успеют выйти.

Поезд въезжал на Московский вокзал, маневрируя по путям. Мимо поплыл перрон, на котором толпились встречающие.

— Вот и приехали, — сказал я вслух.

— Да. А ты совсем не поспал.

— Я-то что… Вот тебе не дал…

— Я еще успею, — улыбнулась Женя.

Наконец поезд остановился. Проводница открыла дверь вагона. Пассажиры потянулись на выход.

Я вышел первым и подал Жене руку. Она легонько спрыгнула на платформу.

— Давай теперь прощаться, — улыбнулась она.

— Давай.

— Ну пока!

— Пока. Я тебе позвоню.

— Хорошо. Обязательно позвони.

И она пошла прочь. Я остался стоять.

Сквозь толпу увидел приближающихся друзей: они меня узнали и двигались ко мне, широко улыбаясь и приветственно махая руками. Я же провожал взглядом свою новую знакомую, она лавировала в толпе, постепенно удаляясь. Внезапно остановилась, обернулась и, найдя меня