После, закурив черную сигарету с травами, она сказала, что в свечном магазине я показался симпатичным в той почти неказистой манере, которая ей нравилась. Она ненавидела искусственность хирургической и генетически модифицированной красоты, и здесь между нами царила гармония. Не думаю, что она действительно считала окошко в груди привлекательным украшением (хотя некоторые сочли бы его таковым), скорее уродством, которое портило ее идеальнейшую кожу. Раной, которая никогда не заживет. Иногда я целовал это окошко, а она шутила, что хочет, чтобы я вынул линзу и проник в нее там.

Я худощавый (предпочитаю слово «жилистый»), с короткими темными волосами, усталым лицом, маленьким тонким ртом и безвольным подбородком. Однако мои глаза умеют казаться достаточно злыми, когда я серьезен, или безумно дикими, когда взволнован, думаю, грабители нападали на меня не чаще, чем пару раз. Полагаю, сейчас надо сказать – лучше поздно, чем никогда, – что зовут меня Кристофер Руби, ведь вы услышите, как Габриэль, которую я называл Габи, зовет меня Тофером. Из противоречия – инь против ян – она никогда не называла меня Крисом.

Мне было двадцать девять, а ей – двадцать, но, честно говоря, я думал, что Габи старше, возможно, из-за фразы Оскара Уайльда: «Она похожа на женщину с прошлым. Таково большинство красивых женщин».

Сначала мы занимались сексом каждый день. Однажды оба взяли отгул на работе, потому что не хотели вылезать из кровати. У нее не было мускулатуры, но и целлюлита тоже, и я все еще тоскую по ее прекрасному изнеженному телу, которое пронзал и любя, и убивая.

В тот день, когда мы остались в постели, одна из ее влажных ног тяжело легла на мою, и Габриэль произнесла:

– Тофер, знаешь, кто-то однажды сказал мне, что если зажечь свечу в каждом углу восьмиугольной комнаты, то можно вызвать демона?

– Здорово, – ответил я и накрасил ее соски фиолетовой помадой.

– Я только что поняла, что в твоей комнате восемь углов.

Я огляделся.

– Комната квадратная.

– Там, – она указала на эркер: два узких окна по сторонам одного большого. Оно смотрело на боковую улочку, куда выходил многоквартирный дом. Мое обиталище располагалось на втором этаже.

– Посчитай углы эркера. Всего получается восемь. Что-то, связанное с углами и выступами, позволяет вызывать демонов.

– Я уже вызвал демона, – сказал я, поглаживая ее ногу.

– Если все сделать правильно, демон будет подчиняться твоим приказам. Моя подруга Мария рассказывала, что заставила одного из них материализоваться на несколько секунд. Это она сама мне говорила.

– А разве это не та твоя подруга Мария, которую, по твоим же словам, нашли с отрезанной головой? А голову так и не нашли.

– Считают, что дело было в наркотиках.

– А разве вызов демона не похож на то дерьмо, где тебе приходится спускаться по лестнице спиной вперед и глядеть в зеркальце, а внизу произнести что-то вроде «Покажи мне призрак» или нечто подобное?

Габи с интересом приподнялась на локте.

– Ты когда-нибудь так делал?

– Нет! Это что-то вроде городской легенды. Страшилка, которую детишки друг другу рассказывают.

– Мария очень интересовалась сверхъестественным, Тофер, а сверхъестественное – это просто естественное, которое еще не легализовали ученые.

Я соединил ее соски полоской фиолетовой помады, очертив круг между грудями. Затем провел линию вниз по ее телу до изгиба пупка. Оттуда, откинув ради этого одеяло, начертил новую линию до края лобковых волос. Габи продолжала говорить, едва замечая мои манипуляции.

– Знаешь, есть и другие измерения – в конце концов, существа из полудюжины иных измерений живут прямо здесь, в городе. Так что мы понятия не имеем, сколько пространств может существовать, верно? А поэтому понятия не имеем и о другом. Вдруг призраки – это остатки нашей энергии, которая живет на ином уровне, а демоны, возможно, реальные существа из измерения, которое неучи называют адом.

– Призраков не бывает.

– Именно эту мысль тебе и стараются внушить.

Вздохнув, я покрутил тюбик губной помады, чтобы сильнее выдвинуть ее фаллический кончик. В моих руках помада выглядела скорее как патрон пистолета. Я принялся рисовать перевернутый треугольник вокруг лобка Габи:

– Ты не можешь сравнивать рай и ад с черными дырами, червоточинами и…

– Отвлекись на минутку от моей червоточины. Считаешь меня дурочкой, да? Не можешь ухватить своим крохотным офисным умишком новую концепцию?

Я пристально посмотрел на нее. Мне не нравилось, когда эта королева свечек насмехалась над моей работой у сетевого провайдера в службе поддержки. В конце концов, я столько же дней работал в своем домашнем офисе в соседней комнате, сколько и в офисе корпорации в центре города.

– Это не новая концепция, Габи, а старая-престарая. Вроде спиритических досок, четок, священных книг и прочего хлама.

– Однажды мы с Марией пользовались спиритической доской, – с вызовом произнесла она, и ее раскосые глаза еще сильнее сузились. – Мне было сказано «НАЙДИ НАС», а Марии – «МЫ ХОТИМ ТЕБЯ».

У меня не было желания объяснять ей, что планшеткой управляло их собственное подсознание. Ни с одним фанатиком нельзя договориться. А я не хотел осложнений – у Габи был ужасный характер, и однажды она уже дала мне пощечину за комментарий про обнаженную красотку в рекламе по ВТ.

– Раз так, давай попробуем, – сказал я, проводя линию по ее плечу, к внутренней стороне локтя, вдоль запястья, точно обнажая лезвием бритвы обескровленное фиолетовое мясо. Габи рассеянно раскрыла ладонь, чтобы я мог и там провести помадой, закончив рисунок на кончике среднего пальца.

– Ладно. Давай, – сказала она по-прежнему чуть ледяным тоном.

В те дни у меня в квартире не было нехватки свечей – мы часто занимались любовью лишь под их трепещущие отблески. Я наблюдал, как Габи, все еще обнаженная, садилась на корточки и ставила на пол свечи – по одной в каждый из восьми углов спальни, включая эркер. Она позволила мне закончить разрисовывать ее кожу геометрическим узором. Теперь линии тянулись по обеим рукам и ногам, отчего казалось, будто я нарисовал ток ее крови или духа. Закончил я рисунок, проведя осыпающейся