Инцест! Инцест!

Роман-Инцест.

Звучит как колокол.

52. Новые сведения про О

— Мы будем жить, светясь сквозь друг друга, — сказала Шурочка. — Почему? Потому что твоя сестра — смерть. Потому что твоей сестры О. на самом деле не существует.

— Шурочка, я тебя умоляю… — пробормотал я.

— Я не Шурочка. Я — Саша!

— Ты — Саша, — покорно согласился я.

— Но как дама-ширма, скрывающая подлинность вещей, О. меня устраивает и даже возбуждает.

— Ты знаешь, кого мы ебем? Мы ебем смерть! — возвестил Артур-Горемыка.

— Тише ты! — прошептал я.

Вошла О. Мы продолжили разговор.

— Церковь — какой тут чердак? — сказал я. — Всё запущено. Если навсегда, то история человека закончена. Дальше — судороги. Человек чувствовал чердак. Хорошо ли, плохо — но можно было отдаться Христу, как это сделал, например, Пастернак. Взял и отдался — тут и фрондерство сыграло на руку. А что сейчас?

— Если культура, как ты сам говоришь, это арена борьбы с энтропией, то значит все-таки культура — это служение, — задумалась О. — В большой, неудачной части оно — самовыражение художника. Но у лучших, у кого антенна, это — служение. А мир настроен против служения! Экзистенциальное искусство никому не нужно. Останешься в одиночестве. Продается революция. Че Гевара. И фашизм. Эстетство тоже продается.

— Но критиковать Запад, — возражаю я, — так же бессовестно, как критиковать режиссера за фильм, когда он сидит под домашним арестом. Запад не терпит критику со стороны русских. Русские должны критиковать русских.

— Нам нужен работник морга. На одном берегу стоят люди и кричат: почему вы ее не реанимируете? А на другом взялись за заморозку. И главный заморозщик Великий Гопник — он один знает, что надо морозить и морозить, иначе будет вселенская вонь. Он одинок в своем знании.

— Да нет, — сказал я, — вонь уже вырвалась наружу.

— Отсюда секреты Великого Гопника, — продолжала О. — Он вступил на царствие, когда она еще дышала.

— Он ее добил? — нахмурился Артур.

— Стойте! — не выдержал я. — Если она мертвая, то что тогда делать? Бездействовать?

— Мы отпеваем Россию.

— Но возникнет другая страна.

— Брось! Одна надежда на дворцовый…

— Где те люди?

— Только чудо.

Мы посмотрели друг на друга и расхохотались.

— Сестра! Зачем ты еблась с ним без презерватива?

53. Беседа с анусом о сущности любви

Я — мастер предчувствий. О, вы даже не представляете, какой я мастер предчувствий! И никогда предчувствия не обманывали меня. Я еще в детстве начал угадывать то одно, то другое. Я вот, например, вдруг начинал сильно предчувствовать, что мне в глаз попадет ресничка — и раз! — кулак одноклассника-хулигана Коли Максимова попадал мне в глаз. Да, согласен, это не ресничка, но ведь вектор угадан точно! Или я предвидел, что порежусь длинным кухонным ножом, когда буду чистить редиску — и вот уже хлещет кровь, и шрам на левом указательном пальце на всю жизнь. Предчувствия взрослели вместе со мной. Я стал предчувствовать мои поллюции, ссоры с родителями, первый поход за презервативом в аптеку.

Чего я только не перепредчувствовал по жизни? Я предчувствовал, что поступлю в филфак МГУ — и поступил. Я предчувствовал, что не стану хорошим теннисистом, и действительно стал весьма посредственным игроком. Я всё угадал: и землетрясения, и бездарную власть натужных силовиков, и украинский Майдан, и победу Трампа, и Брекзит, в который кроме меня, никто не верил, и феерическую активность исландского вулкана с непроизносимым названием, которое моя О., однако же, сумела выговорить.

Всё я мог предчувствовать, кроме чудес. Чудеса были выше моих способностей. Чудеса, очевидно, управляются из другого центра. Они оказались непредсказуемыми. И вот случилось непредвиденное чудо.

— Я же слышал, как ты сказала: я хочу чувствовать твое тело. Сними его!

И Артур — тут звучит библейская тема — вытащил член из влагалища и потянул презерватив, и сорвал его с члена. Он засунул снова, она задрала ноги, и я видел, как кипит работа, и как у нее развратно сокращается анус. Очко моей сестры О. неожиданно подмигнуло мне:

— Ну как ты, парень?

— Да никак!

Очко охотно согласилось со мной.

— Нравится? — разозлился я.

— Приятно!

— Ишь ты! Вот уж я совсем не ожидал, что мне придется с тобой откровенничать. Мы же с ней собрались родить ребенка. Отказались от предосторожностей. 29 марта я кончил вовнутрь.

— Я помню. Ты кончил, откинулся на подушки, посмотрел на часы и сказал: ну всё, ты забеременела. Она потом удивлялась, что ты так сказал.

— Ну вот, ты — свидетель!

— Я тоже всё вижу, что надо и что не надо! — засмеялся анус.

— Ты извини, — взволновался я, — но кому мне пожаловаться, кроме тебя? Короче, мы озабоченно ждем, забеременела она в самом деле или нет, проходит неделя… А вот является Артур, мой лучший друг, вынимает на нашей кухне у нее груди из майки, как собственник, оттягивает стринги. О. говорит сама:

— Пошли в спальню.

И мы пошли.

— Я всегда придерживался теории, что здорового секса не бывает, — насупился мудрый анус. — Бывает здоровая еда. А секс — дело фантазийное, насильственное, грязное. Увлекательное.

— Потому и увлекательное, что грязное и фантазийное, — вставил я. — Здоровый секс — это мечта гуманиста!

Анус заговорщически подмигнул мне.

— Анус, друг мой, ты в наши времена стал центром эротической вселенной!

— Я всегда им был!

— Да ладно! Ты же раньше выступал, по крайней мере, в нашей стране, тюремным приговором. С твоей помощью опускали людей.

— Я на все руки мастер.

— А что теперь? Анал торжествует!

— Войти в меня — это, по сути дела, окончательное признание в любви, — с достоинством произнесло очко.

— Влагалище по сравнению с тобой кажется каким-то пригородом, Балашихой на фоне Большого театра!

— Срака знает, что она важнее, финальнее. Я смотрю: ты наблюдательный.

— Я и наблюдатель, и участник.

— Да, я вижу.

Артур ставит мою О. на четвереньки, анус жмурится.

Артур встает на колени, произносит ритуальные мычания. О. начинает крупно вздрагивать, груди бегают взад-вперед. Это, конечно, сцена хозяина и девки. Он на мгновение останавливается, метко сплевывает и вводит указательный палец в анал. О. дергается:

— Больно!

— Терпи, — назидательно говорит он.

Это продолжение игры. Следующий шаг доминирования. Но О. всем телом подается вперед и переворачивается. Анус О. опять передо мной. Посмеивается:

— Никто тебя так и не пригласил к соучастию!

— Какой же это тройничок? — жалуюсь я очку.

— Секс со старым мужем куда скучнее, чем встреча с новым хахалем, — популярно объясняет анус. — Ты пойми, даже иллюзия