Весна 1997

Свершившийся факт

Так вот, она сказала это, и ничего уже нельзя было исправить. Ни для него, ни для нее. К тому же он не из тех, кто к таким вещам относится легкомысленно. Но решать сразу он был не способен, и она тем более. Поэтому сначала нужно было думать, а потом говорить. Но даже до того, как начинать думать, следует подождать, нарочно потратить время — пусть первые жуткие минуты пройдут, в любом случае потом времени будет достаточно, хотя сейчас объективно оно было ограничено конкретными физиологическими причинами, из-за чего даже определенное время без размышления, без дискуссии и, следовательно, без решения само по себе являлось бы принятием решения. Так что не думать сразу, чтобы не наломать дров, но вообще-то думать, и довольно быстро — куй железо, пока горячо или хотя бы тепло. Она сначала совсем не думала об этом, но затем стала лихорадочно обдумывать суть дела — и он тоже. А тот другой просто растет. Итак, он думал, но не знал, как считает она, он рассуждал, что в любом случае ему не важно, как она мыслит, поскольку она уже свое сделала и теперь может только ждать, и, если решения нет, тогда это и есть решение, и думать теперь должен он. Может, это первая ошибка в рассуждении, но тем не менее он поступает именно так. У него две дилеммы. Первая: либо тот другой, либо нет. И вторая: либо она, либо не она. И было четыре варианта решения, вариант 1: он без нее без того другого, вариант 2: он с ней без того другого, вариант 3: он без нее с тем другим, вариант 4: он с ней с тем другим. И так как на данном этапе о том другом он не может и помыслить, значит, варианты 3 и 4 отпадают. Итак, остаются 1 и 2: без того другого, но либо с ней, либо без нее. Хотя почему бы и не с ней — было ведь не так плохо, и будет почти как прежде, разве что между делом произойдет что-то непоправимое. Но именно в этом вся сложность, поскольку для него жизнь с тем другим исключена, а для нее жизнь без того другого невозможна. Он уверен в этом, даже не нужно спрашивать никого, то есть ее. Итак, если для нее жизнь без того другого исключена, варианты 1 и 2 отпадают, а оставшиеся 3 и 4 уже исключены. Значит, нужен новый план. Для него вариант 4 совершенно неприемлем, ведь это цепи, запертая дверь, а ключ брошен в реку. Вариант 1 также исключен, так как ему он не принесет никакой пользы, и, что касается ее, об этом не может быть и речи. Вариант 2 для него почти идеален, но для нее как раз наоборот. Кроме того, чертовски сложен, так как к нему можно прийти только путем хитроумной комбинации чувств и шантажа, и это всегда будет припоминаться, и от непоправимого останутся тяжесть и вина, которую, поскольку на этот вариант уговорил он, будут возлагать на него, — безразлично, хочет ли она этого или нет, скажет она это или нет. И поэтому ничего уже не будет как прежде, совсем нет, и даже если того другого не будет, что в конце концов стало бы большим облегчением, грех нависнет над ним, и для него это снова будет означать клетку, зарешеченное окно, ключ, брошенный в пруд, и вину, и боль вдобавок. Итак, остается вариант 3, который не идеален ни для него, поскольку исключает ее, ни для нее, так как исключает его, но все же этот вариант мыслим, раз уж у нее будет тот другой и можно будет обойтись без чего-то непоправимого, и для него, учитывая, что не будет ее, но на самом деле и того другого не будет, поскольку тот другой останется с ней, это даже не обсуждается; так что если даже тот другой в каком-то плане и будет существовать, по крайней мере уже не будет решетки, железной двери с ключом, висящем на гвозде, и не случится чего-то непоправимого, значит, не будет ни вины, ни боли, кроме боли, причиненной ему ее отсутствием, что по прошествии времени можно будет вытерпеть, особенно учитывая другие варианты на горизонте. То же самое переживет и она — спустя какое-то время, если не сразу. А значит, этот вариант, хоть и не идеальный, но оптимальный для данной ситуации, в каком-то плане он даже элегантен, учитывая дилеммы, и он в любом случае лучше, чем вариант 2, самый приемлемый для него, как уже было сказано, но, безусловно, худший для нее, гораздо более худший, самый-самый худший для нее, пусть и менее худший для него. Если бы можно было измерить степень худшести с какой-либо точностью, так бы и вышло: скажем, вариант 3 несомненно наименее худший, раз уж варианты 1 и 4 исключены, 1 — ею и им, а 4 — категорически им, хотя для нее он представил бы идеальное решение в дальнейшем: и рыбку съесть, и в пруд не лезть. И вот после установления этого факта пришло время говорить, поскольку пока мы думаем не сначала, а потом, время идет, жуткое такое время, а тот другой растет, жуткий такой. Или, собственно, почему бы и не та другая, жуткая? Точно неизвестно. В этом случае французский язык со всем своим весом и историей решает, никого не спрашивая, также как при сомнениях в случае множественного числа смешанного типа, что autre будет он, а не она. Возможно, это и несколько произвольно, но такой уж у нас язык. Если б мы имели дело с английским, мы бы написали it. «Говорить» — это в общем про разговор, один из многих. Сказав «разговор», подразумеваешь и «место действия» — это условность жанра. Разговор, впрочем, происходит в сквере, у серого пруда, где шумят проезжающие машины и трамваи, они