В промерзшей земле вырыли черную яму глубиной в шесть футов. Тень, отдаю тебе в жены другую тень, — и знакомая желто-бурая земля здешних мест запечатает рану, нанесенную белизне снега, а очередной снегопад лишит могилу Джоан признаков даже этой новизны.

Я набрала полные легкие воздуха и прислушалась к тому, как отчаянно колотится у меня в груди мое сердце, заводя свою привычную песнь: Аз есмь, аз есмь, аз есмь.

Доктора проводили свое еженедельное совещание — всегдашние дела, неотложные дела, назначения, выписки и собеседования. Вслепую листая истрепанный номер «Национальной географии» в больничной библиотеке, я дожидалась своей очереди.

Больные в сопровождении санитарок кругами обходили полки с книгами, вполголоса советуясь с библиотекаршей, которая, на мой взгляд, была главным чудищем всей больницы. Глядя на нее — близорукую, паукообразную, чрезвычайно жалкую, — я думала о том, откуда ей, собственно говоря, известно, что она, в отличие от своих клиенток, здорова душой и телом.

— Только не бойся, — сказала мне доктор Нолан. — Я буду там, и других докторов ты тоже знаешь, и кое-кого из приезжих тоже. А доктор Уайнинг, главный врач, задаст тебе несколько вопросов, и сразу после этого тебя отпустят.

Но, вопреки ее уговорам, я была до смерти напугана.

Когда-то я надеялась на то, что к моменту выписки буду чувствовать себя уверенной и прекрасно ориентирующейся во всем на свете и, главное, в том, что предстоит делать мне самой, — в конце концов, не зря же меня подвергали «анализу». Но вместо этого любая моя мысль неизменно заканчивалась вопросительным знаком. Я то и дело бросала нетерпеливые взгляды на дверь кабинета, в котором проходило совещание. Мои чулки были по струнке, мои растрескавшиеся черные туфли — отменно начищены, мой красный шерстяной костюм — ярок, как мои жизненные планы. Что-то старое, что-то новое…

Но я не вышла замуж. А это ведь, как мне представлялось, было непременным условием для начала новой жизни — пойти по тропе, оступиться и выйти на большую дорогу. Я как раз размышляла о подходящей кандидатуре в женихи, когда, словно бы ниоткуда, передо мной выросла доктор Нолан и, коснувшись моего плеча, произнесла:

— Пора, Эстер.

Я поднялась и пошла вслед за ней в кабинет.

Замешкавшись, чтобы перевести дух, на пороге, я увидела седовласого доктора, который в день моего прибытия сюда беседовал со мной о паломниках и о реках, и изрытое угрями трупообразпое лицо мисс Хью, и глаза людей, которых я до этого видала только в белых повязках.

Глаза и лица разом повернулись ко мне, и, ведомая ими, как волшебной нитью, я вошла в глубину помещения.