Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 103

Это были довольно славные девочки, избалованные слегка, но не лишенные очарования, присущего их нежному возрасту. Порой они бывали даже очень милы, особенно младшая — прелестное создание с каштановыми кудрями и румяными, как яблоко, щечками. Ладить с ними было нетрудно, и Стефен вскоре привязался к ним. Но все же кое-какие характерные черточки они унаследовали от родителей: девочки отлично знали цену всему, бойко считали, как завзятые кассирши, и без запинки повторяли прописные истины о достоинствах бережливости. Каждая являлась обладательницей небольшой металлической копилки в форме Эйфелевой башни, ключ от которой вместе с образком в виде медальона свисал на ленточке с шеи. Случалось, девочки простодушно повторяли то, что им приходилось слышать дома от взрослых.

— Мсье Стефен! — Он добился, чтобы они называли его по имени. — Мама вчера говорила папе, что вы, должно быть, ужасно бедны.

— Видишь ли. Викторина, должен признаться, что твоя мама не ошиблась.

— Но папа сказал; «Ладно, по крайней мере он не пьяница».

— Это хорошо… Твой папа поступил, как настоящий друг.

— О да, мсье Стефен. Он еще сказал, что хотя вы сделали, конечно, какую-то пакость дома, а потом убежали, но все-таки не похоже, чтобы это было что-нибудь серьезное, какое-то настоящее преступление.

Стефен рассмеялся — несколько принужденно.

— Ну, хватит болтать… Пора приниматься за чтение.

Живые, смышленые, они быстро делали успехи, и он уже начал читать с ними «Алису в стране чудес». Книжка так увлекла их, что они легко усваивали даже наиболее трудные обороты.

Мсье Крюшо не часто появлялся на уроках. Обычно он ограничивался тем, что, приотворив дверь, с хозяйским видом заглядывал в комнату. Это был мужчина среднего роста, с суетливыми манерами, пышными черными, закрученными кверху усами и бегающими, шоколадного цвета глазками с желтоватыми белками. Он носил гетры и всегда и всюду — на улице и в помещении, за исключением одной лишь священной обители, именуемой «салоном», — появлялся в блестящей твердой соломенной шляпе канотье. Местом его постоянного пребывания была, разумеется, лавка, но два дня в неделю он производил закупки на рынке в Ренне — соседнем городе, откуда он сам, так же как и его супруга, был родом. Альбер Крюшо, по всей видимости, сохранял верность своей супруге, будучи накрепко спаян с нею двумя прелестными живыми свидетельствами ее благосклонности, а превыше всего — обоюдной и неукротимой страстью к наживе, однако бывали минуты, когда вид мсье Крюшо говорил яснее слов, что внушительные формы его супруги, ее резкий, пронзительный смех и повелительный голос могут довести до белого каления любого мужчину средней комплекции. Не то, чтобы он открыто проявлял свою антипатию, о нет! Только обтянутые гетрами ноги его начинали беспокойно шаркать по полу, да шоколадные глазки вспыхивали тревожным и злобным огоньком.

Короче говоря, невзирая на ее улыбку, любезную манеру и благосклонный блеск золотого зуба, появление мадам Крюшо нагоняло на всех страх. А она появлялась в гостиной ежедневно, дабы «самолично» присутствовать на уроке, и сидела, выпрямившись, с видом надзирательницы, переводя мало осмысленный, но испытующий взор со Стефена на девочек, что смущало их и заставляло делать ошибки.

— Вы понимаете, мсье… Я хочу, чтобы девочки умели не только читать, но и болтать по-английски… И декламировать стихи… словом, все, как положено в лучшем обществе.

Подчиняясь ее неоднократным требованиям, Стефен заставил девочек выучить наизусть первую строфу стихотворения «Жаворонку». И вот в день, назначенный для проверки сделанных девочками успехов, мадам появилась в «салоне» в сопровождении трех своих приятельниц — жен крупных городских лавочников, представлявших haute bourgeoisie[14] города Нетье. Дамы с выжидательным видом расселись на золоченых, фабричной работы креслах «салона».

Первой должна была подвергнуться испытанию Мария-Луиза. Ее поставили на середину поддельного обюссоновского ковра.

— «Ты здесь, веселый гений», — начала она и запнулась, потом поглядела по сторонам и неожиданно фыркнула.

— Начни снова, Мария-Луиза, — ласково сказал Стефен.

— «Ты здесь, веселый гений…» — Девочка снова запнулась, быстро-быстро замигала ресницами и принялась накручивать на палец конец кушака, исподлобья робко поглядывая на мать.

— Продолжай, — произнесла мадам Крюшо каким-то не своим голосом.

Мария-Луиза с мольбой взглянула на учителя. На лбу у Стефена выступила испарина. Заискивающим голосом, от которого ему самому стало тошно, он сказал:

— Ну-ну, читай дальше, деточка. «Ты здесь, веселый гений…»

На мгновение воцарилась тишина. Мадам Крюшо, казалось, окаменела. Затем она неожиданно наклонилась вперед и, не говоря худого слова, отвесила дочери оплеуху. Мария-Луиза разрыдалась. Все оцепенели от ужаса, устремив возмущенный взгляд на Стефена. Затем всхлипывающее дитя было бурно прижато к материнской груди, а в рот ему засунут шоколадный батончик. Тут из лавки донесся громкий голос служанки:

— Мадам! Идите скорее… Печенку с бойни привезли!

Мадам Крюшо поспешила в лавку, суматоха улеглась, но Стефен стоял, как пригвожденный, с холодным отчаянием взвешивая про себя, есть ли у него шансы не быть уволенным. Однако, когда мать возвратилась в комнату, Мария-Луиза подбежала к учителю, ухватила его за руку и сразу же, без запинки, единым духом выпалила все стихотворение от начала до конца. Викторина не пожелала отставать от сестры и тотчас по собственному почину отлично продекламировала стихи.

Выражение лица почтенных дам изменилось как по волшебству. Раздались любезные восклицания. Стефен был награжден благосклонными кивками и улыбками. Мадам Крюшо сияла, преисполненная материнской гордости. Проводив дам, она возвратилась к Стефену в непривычно разнеженном состоянии духа. Вместо неизменного тонкого ломтика ветчины она подала ему на завтрак тарелку горячего мясного рагу с гарниром из моркови и лука по-бордосски. Затем, присев напротив него к столу — завтрак ему подавали в буфетной, — мадам сказала:

— В конце концов все сошло хорошо.

— Да. — Стефен ел, не поднимая глаз. — Она просто испугалась вначале — страх дебютантки.

С минуту мадам Крюшо молча наблюдала, как он ест.

— Вы произвели очень положительное впечатление на моих приятельниц, — неожиданно сказала она. — Мадам Уляр… Она жена нашего главного фармацевта и пользуется у всех большим уважением, хотя, конечно, не может позволить себе такую роскошь: пригласить гувернера к детям… Так вот, она нашла, что вы tres sympathique…[15] и что вы настоящий джентльмен с виду.

— Я очень признателен ей за доброе мнение.

— Вы находите ее привлекательной?

— Помилуй бог, нет! — сказал Стефен рассеянно. — Я ее даже не разглядел.

Мадам Крюшо пригладила свои соломенно-желтые локоны, обдернула корсет и кокетливо провела руками по крутым бедрам.

— Еще немножко рагу?

С этого дня завтрак, подававшийся Стефену в полдень, претерпел разительные изменения к лучшему, да и по количеству стал куда объемистей. Впрочем, это был не единственный способ, с помощью которого хозяйка дома выражала свое расположение к преподавателю английского языка, можно даже сказать — свою благосклонность. Такая перемена была большой удачей для Стефена: постоянное недоедание подтачивало его здоровье, его мучил упорный, изводящий кашель, теперь же он вскоре почувствовал себя крепче — силы прибывали, живее бежала по жилам кровь. К тому же стояли на редкость ясные дни, и как-то раз погожим утром его внезапно — впервые с тех пор, как он обосновался в Нетье, — потянуло взяться за кисть.

Он не мог противиться этому желанию и, отправляясь к бакалейщице, захватил с собой лист ватмана и горсть цветных мелков. Когда урок подходил к концу, он усадил девочек в беседке за книгу и, дав волю своей так долго подавляемой страсти, быстрыми, уверенными штрихами набросал пастелью две склоненные друг к другу головки. Он рисовал лихорадочно, радостно, вдохновенно, и меньше чем через полчаса набросок был готов. Никогда еще его рука не создавала ничего столь трепетно живого, столь непосредственного и динамичного по композиции. И даже сам он, всегда так строго судивший о своих работах, был потрясен и взволнован этим очаровательным порождением своей фантазии, неожиданно, как по волшебству, возникшим на картоне.

Когда, склонив голову набок, он покрывал фон желтоватой пастелью, позади него послышался какой-то шорох. Мадам Крюшо, стоя за его спиной, рассматривала набросок.

— Это вы нарисовали, мсье?

Такое тупое, беспредельное изумление было написано на ее лице, что Стефен не удержался от улыбки.

— Нравится вам?

Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 103