Появился Сюго, непривычно хмурый и раздраженный. Он был в кимоно и держал в руке большую картонную папку для документов. При виде его молодая служанка, которая принесла чай, изменилась в лице и поспешно вышла.

Гость и хозяин устроились на стульях и молча посмотрели друг на друга. Затем Сюго выхватил из картонной папки фотографии и письма, швырнул их на кружевную скатерть и спросил:

– Это что такое?

Его морщинистые руки нервно дрожали, и Сюндзи вспомнился старый продавец бижутерии, который трясущимися руками раскладывал свой товар перед театром на Бродвее.

Едва взглянув, Сюндзи понял, что это за неприятные документы, и был до глубины души потрясен тем, что кто-то копался в его жизни. Однако он не страдал никакими комплексами, его переполняло лишь удивление: как эти тщательно скрываемые тайны вышли наружу, да еще в таком драматичном виде? Изумляло и то, что все раскрылось именно сейчас.

Сюндзи заговорщически усмехнулся. Он прекрасно знал, что в такой момент подобная улыбка скажет о его чувствах лучше, чем страх.

Начался дождь, капли залетали в окно, но Сюго не встал, чтобы его закрыть.

– Давайте я закрою окно.

– Не трогай! – рявкнул Сюго. – Оставь как есть!

Помолчав немного, Сюндзи невозмутимо сказал:

– Я ведь обещал сделать Асако счастливой. Ничего не изменилось.

– Не изменилось? Вот как? Думаешь, она будет счастлива, если ты подсунешь ей чужого пятилетнего ребенка?

– Такие вопросы легко решаются деньгами, вы же сами прекрасно знаете.

Сюндзи произнес это будничным тоном, как само собой разумеющееся, не имея в виду ничего грязного или непристойного, – так он говорил бы с любым понимающим собеседником одного с ним круга. Свою роль сыграло и то, что молодые люди его возраста еще не утратили привычку подражать старшим, а из разговоров взрослых он с детства хорошо усвоил суть фразы «все решается деньгами».

Но Сюго ужаснулся – для него слово «деньги» из уст Сюндзи прозвучало мерзко. Он разочаровался в этом молодом человеке как в личности. Результатом европейского образования стала псевдодуховность, которая сейчас проявилась во всей своей неприглядности. За красивым фасадом этого «предпринимателя» скрывалась гнилая душа.

«Вот он каков, значит! И еще…»

Сюго стиснул зубы. Будучи сам практически сообщником дьявола в деле завоевания господства над женской душой, он ничего не знал о душах молодых мужчин. Их жизнь, склонности и вообще психология этого обожателя женщин никогда не интересовали.

Грудь Сюндзи, обтянутая яркой полосатой футболкой, казалась Сюго проявлением всего самого безвкусного и отвратительного в мире.

«Он приехал сюда в таком виде, чтобы выказать мне свое пренебрежение. И Асако была в объятиях этого… неотесанного негодяя».

У Сюго потемнело в глазах. Он чувствовал себя как воин в окружении врагов, и врагами этими были современные вульгарность и бесстыдство.

С трудом, как попугай, он повторил:

– Деньгами… Деньгами… Но ведь Асако это никак не поможет.

– Дядюшка, вы странный человек. У холостого мужчины в жизни может быть всякое, но после женитьбы он начинает другую, новую жизнь.

Сюго, чувствуя себя бесконечно старомодным, возразил:

– А я собирался отдать тебе чистую девушку.

– Асако? – лениво, словно подавляя зевок, переспросил Сюндзи. – Уж она-то не считает меня неопытным подростком.

– Асако из-за тебя страдает. Она вся извелась.

– Что? Дядюшка, вы Асако…

– Я ей не сказал. И не скажу. Но интуиция мне подсказывает, что Асако знает.

– Понимаю. И что вы хотите?

– Разорвать вашу помолвку.

– Это желание Асако?

– С ней я об этом пока не говорил.

– У вас ничего не выйдет. Асако никогда не согласится.

– Почему?

– Почему? Да потому, что она меня любит.

Лицо Сюго исказилось, как от боли. Немного погодя он выдавил:

– Я знаю.

– Ну, если знаете…

– Нет! Асако не такая, как эти женщины на фотографиях. Она моя дочь, я вложил в нее всю душу, она мое творение, мое произведение искусства. Ты хоть представляешь, сколько сил я потратил, чтобы воспитать такого ребенка? – Глаза Сюго внезапно сверкнули, и он грозно спросил: – Вы с Асако что, уже?..

– Нет, у нас ничего не было. Совсем ничего. Спросите Асако, – слегка небрежно и честно ответил Сюндзи.

В отличие от взбудораженного собеседника он сохранял спокойствие и даже подумывал цинично подшутить над детским романтизмом Сюго. Однако тот, поглощенный собственными рассуждениями, не замечал ничего вокруг.

– Асако должна быть счастлива! Я создал совершенную женщину, поэтому она не может быть несчастна, как эти женщины. Моя девочка – воплощение счастья в нашем мире, я воспитывал ее так, чтобы оградить от печали и страданий. И не потерплю, чтобы ее счастье омрачила хоть малейшая тень.

– Все женщины, с которыми я встречался, были счастливы. Думаю, они счастливы и сейчас. Я помог им познать свое счастье и в печали, и в страдании. Например, мать с пятилетним ребенком проживет жизнь, будучи счастлива именно в своем несчастье.

Сюго повысил голос:

– Какое раздутое самомнение! Я не позволю так обходиться с Асако! У тебя извращенное представление о счастье, я имею в виду совсем другое.

– А если Асако простит?

– Асако? Такое?

– Думаю, простит. Она любит не вас, а меня.

– Что-о?

– Вы ревнуете, – невозмутимо заметил Сюндзи.

Он полагал, что современному человеку не подобает злиться на психоаналитические выводы, и поэтому он, Сюндзи, просто обязан донести до Сюго, как до человека современного, эти важные моменты психоанализа. Сюндзи был сама учтивость, никакого намека на грубость или раздражение – прочитать по его спокойному лицу истинные чувства было невозможно. Если в его красоте и были недостатки, то этот, пожалуй, оказался самым большим.

– Вы смущены? Мне сразу показалось странным ваше отношение к дочери. Не похоже на отцовскую любовь. Вы любите Асако, она любит меня. Обычный любовный треугольник, только и всего.

– Ну ты и наглец! – рявкнул взбешенный Сюго, который даже в молодости не горячился так, как сейчас.

С точки зрения общества идеи Сюго о том, как человек должен прожить жизнь, были глупыми, но для него они были важны. Однако для сидящего перед ним молодого человека ничто в этом мире не имело значения.

Сюндзи снисходительно улыбнулся.

«Молодость побеждает, старость сдает позиции. Эту истину я на практике усвоил в Америке, но старик не желает ее признавать. Наверное, надо дать ему понять, что я не считаю его врагом».

– Я не хочу с вами ссориться, – вежливо произнес он вслух. – Просто хотел сказать, что Асако выберет меня.

– Чтобы сознательно стать несчастной.

– Чтобы стать счастливой.

– Она рождена не для того, чтобы ее ранили, мешали с грязью.

– Раз вы так говорите, в каком-то смысле это значит, что