И тут человек, вместо того чтобы, в свою очередь, подивиться чудесам Джамхуха, вдруг воскликнул:
– Да, такого ловкача, как я, поди поищи!
– Я, например, Джамхух – Сын Оленя, – сказал Джамхух, – но ни о чем таком даже помыслить не могу.
– Неудивительно, – отвечал Ловкач, – я же сказал, что второго, как я, ловкача во всей Абхазии не найдешь!
Тут воцарилось неловкое молчание. Объедало попытался прервать его.
– С тобой говорит, – сказал он Ловкачу, – тот самый знаменитый Джамхух – Сын Оленя.
– А с вами говорит, – отвечал Ловкач, нисколько не смутившись, – тот самый знаменитый Ловкач, сын Ловкача…
– Неужели ты не слышал про знаменитого Джамхуха – Сына Оленя? – спросил Слухач.
– Неужели вы не слышали про знаменитого Ловкача, сына Ловкача? – ответил Ловкач вопросом на вопрос.
– Ну, это уж слишком, – сказал Силач и, грозно потирая руки, подступился к Ловкачу.
– Если уж Силач потирает руки, – заметил Скороход, обращаясь к Ловкачу, – лучше бы ты был Скороходом, как я.
– Стойте, друзья! – сказал Джамхух, становясь между Силачом и Ловкачом. – Я чувствую, что слава начинает меня портить. Это так, хотя и не совсем так. Джамхух от славы, видно, портится, но не совсем портится, потому что знает, что портится. И оттого, что я чувствую, что начинаю портиться, я перестаю портиться. Однако, перестав портиться, я перестаю следить за собой и начинаю снова портиться. К сожалению, такова жизнь. Жизнь – это бесконечная склонность к порче, но, что особенно важно, друзья, и бесконечная склонность удерживаться от порчи.
– Ой, что-то мудреное ты сказал, – промолвил Ловкач и вдруг, быстро сунув руку за пазуху, поймал там блоху и протянул ее Силачу. – На, – сказал он ему.
– Зачем мне блоха? – растерялся Силач.
– Ты же, говорят, Силач, вот и убей ее.
– Да ты никак смеешься надо мной! – вспыхнул Силач.
– Шутка, – сказал Ловкач и, отщелкнув блоху, спросил у Джамхуха: – А это правда, что скифы умеют блоху подковать?
– Да, – кивнул Джамхух, – слухи о том, что скифы могут подковать блоху, подтверждались много раз очевидцами. Скифы – удивительный народ. Они умеют подковать блоху, но лошади у них часто ходят неподкованными. Лошадей подковывать им неинтересно.
– Слушай, Джамхух, – сказал Ловкач, – я пойду с тобой. Оказывается, с тобой занятно.
– Еще бы! – в один голос воскликнули друзья Джамхуха.
Джамхух объяснил ему цель своего путешествия и предупредил об опасностях, связанных с ним.
Ловкач охотно присоединился к друзьям Джамхуха, и они пошли дальше.
На следующий день на лесной лужайке они увидели охотника. Тот стоял с луком в руке и, задрав голову, смотрел в небо. Джамхух и его спутники тоже стали смотреть в небо, но ничего там не заметили.
– Что ты видишь, охотник? – спросил Джамхух.
– Разве вы не видите, – отвечал охотник, взглянув на Джамхуха и его спутников, – что орел загнал на седьмое небо трех голубей? Голубей с таким необычным оперением я никогда не видел. Я их пожалел и поразил орла стрелой. Сейчас он падает и уже опустился до шестого неба.
– Это голуби Ловкача, – сказал Джамхух, – и это знак Великого Весовщика, что человек может быть творцом природы, если он делает это с добрыми намерениями. Но каково зрение охотника! Я дальше первого неба ничего не вижу, а он видит, что делается на седьмом небе!
– Ничего особенного, – пожал плечами охотник, – я всего лишь Остроглаз… Вот если б вы увидели…
– Больше ни слова, – сказал Джамхух, – я и есть Джамхух – Сын Оленя… Ради Великого Весовщика ни слова о моей мудрости.
– Но хотя бы то, что за пять дней, это правда? – спросил Остроглаз.
– Не за пять, а за два, но не в этом дело, – сказал Джамхух.
– Я пойду с тобой, Джамхух, – проговорил Остроглаз, – я не буду дожидаться, пока упадет орел с моей стрелой. У меня в колчане достаточно стрел, авось я тебе пригожусь.
Джамхух рассказал ему о цели своего путешествия, и Остроглаз присоединился к друзьям Джамхуха.
На следующее утро они вышли из леса и оказались вблизи дома великанов.
Дом был огорожен частоколом, на колья которого были нахлобучены человеческие черепа.
Друзья остановились, удрученные этим мрачным зрелищем. Вдруг чья-то рука со стороны двора стала деловито снимать с кольев изгороди черепа. Сняв восемь черепов, рука эта больше не появлялась над изгородью.
– Ох, не нравится мне, – сказал Объедало, – что освободилось восемь кольев, как раз по числу наших голов.
– Да и черное перо, потерянное голубем, ничего хорошего нам не сулит, – добавил Опивало.
– В случае чего троих-то я возьму на себя, – сказал Силач. – Но с остальными как быть?
Джамхух понял, что спутники его подавлены этой хитрой уловкой великанов.
– Друзья мои! – бодро воскликнул Джамхух. – Видно, они за нами следят из-за изгороди. Они заранее пугают нас. Но если они нас пугают, значит, они не уверены в себе. Поэтому смелей! Единственное, чего я боюсь, – это плюхнуться при виде красавицы Гунды. Силач, стой рядом со мной и незаметно поддерживай меня, если я не выдержу красоты Гунды. Вперед, и да хранит нас Великий Весовщик Нашей Совести! Будьте все начеку! Слухач, снимай глушилки со своих ушей!
Только друзья приблизились к воротам, как они со скрипом распахнулись и оттуда вышли семь братьев-великанов. Они были огромны, а на их свирепых лицах почему-то посверкивали маленькие, хитрые глазки злых карликов.
– Кто вы? – загудел страшным голосом старший из великанов. – Куда путь держите?
– Я Джамхух – Сын Оленя, – сказал Джамхух, – а это мои друзья. Я пришел сватать вашу сестру, красавицу Гунду.
– Сватать, конечно, можно, – опять загудел старший брат, – только знаете ли вы условия?
– Примерно знаем, – сказал Джамхух.
– Условия такие, – продолжал старший брат, – три вопроса по сноровке твоего ума. Эти вопросы нам составил византийский мудрец. А потом испытания для тебя и твоих друзей по телесной сноровке. Сами понимаете, нам, братьям-великанам, нелегко расстаться со своей единственной любимой сестрой. Да и знать мы хотим, что она вышла замуж за достойнейшего из женихов.
– Постараемся выполнить ваши условия, – сказал Джамхух.
