господина Цзин-саня, у меня. А остальные вместе с нашими управляющими будут ходить по дворам и собирать аренду. Так, пожалуй, дня за четыре почти все свое вернем. 
— Ладно, поезжайте в поселок, а мы с господином Цзин-санем подготовимся к встрече солдат. Черт возьми! Надо проучить этих голодранцев! Ну, до завтра!
 — До завтра!
 Когда помещик пришел к начальнику штаба Ляну, тот долго молчал, искоса поглядывая на посетителя. Наконец сказал:
 — Как вы могли допустить беспорядки? Почему не пришли раньше? Мои солдаты уже разосланы, в этом году почти везде неспокойно. Я полагал, у вас все благополучно. Кто же знал…
 — Так оно и было сначала! — пытался убедить его помещик. — Но потом появились эти активисты. Они подбивают арендаторов не сдавать зерно. Уважаемый начальник, если вы пошлете хотя бы взвод, ручаюсь, мы усмирим их. Только бы схватить главарей!
 — При штабе всего восемь солдат. Кого же посылать? Придется просить помощи в уезде. А там, знаете, что скажут? Вот, мол, не могут справиться с несколькими деревнями, где уж тут надеяться покончить с коммунистами! Вы, господин Хэ, человек умный, ну скажите, неужели из-за вас я должен поступиться своим авторитетом?
 — Конечно, нет! Но, господин Лян, сделайте для нас что-нибудь! Может быть, отзовете солдат из других деревень, например, из Шибача или Яньпинсы?
 — Что вы! Вчера ночью в Яньпинсы вспыхнуло три пожара, а сегодня утром пришлось дополнительно посылать почти взвод солдат в Шибача. Взводный Ван доложил, что крестьяне собираются отобрать у солдат оружие!
 — Неужели? — Хэ чуть не плакал с досады.
 Начальник штаба машинально отпил глоток чая и, уставившись в потолок, погрузился в размышления. Наконец он хмуро поглядел на помещика и тихо сказал:
 — Поступим так, я пошлю с вами четырех человек. Пусть возьмут главарей. Если дело примет серьезный оборот, немедленно вышлю подкрепление.
 — Благодарю вас!
 Помещик, расстроенный, уже в сумерках пустился в обратный путь в сопровождении четырех солдат весьма невзрачного вида.
 Часа в два ночи Ли-цю, с трудом волоча ноги, вернулся домой. Не успел он переброситься с отцом несколькими словами, как вдруг раздался оглушительный грохот: кто-то колотил в ворота.
 Старик еще не оправился после болезни, но, жалея сына, пошел открывать сам.
 — Кто там?
 — Я!
 Не разобрав, чей это голос, дядюшка Цао открыл дверь и обмер: солдаты! Первым вбежал Гао, слуга помещика, вслед за ним четверо солдат с маузерами.
 — В чем дело?
 Не ответив старику, солдаты ворвались в дом.
 — Вот он! Это Цао Ли-цю! — закричал Гао.
 Солдаты кинулись на юношу и приставили к его груди маузеры.
 — За что хватаете? Какое преступление я совершил?
 — Не прикидывайся!
 Солдат дал Ли-цю пощечину и надел на него наручники.
 — Иди!
 Старик наконец пришел в себя и бросился на Гао:
 — Негодяй, это ты привел солдат! Отпусти его!
 — Мерзавец! Сына схватил! — вторила ему мать, бросившись к Гао.
 — Убери руки! Гаденыша вскормили!
 Солдаты пинком отбросили старика в сторону и выбежали на улицу, таща за собой Ли-цю.
 Дядюшка Цао и Шао-пу побежали за солдатами. Мать с малышом на руках следовала за ним, оплакивая свою судьбу. Наконец они достигли усадьбы помещика, но ворота были крепко заперты.
  5
 Кроваво-красное солнце висело высоко в небе.
 Деревня Цаоцзялун была охвачена волнением. На пустоши толпился народ: мужчины и женщины, старики и дети шумели, волновались. Глаза их горели ненавистью.
 — Все выходите! Смерть пришла! Никто не должен прятаться дома!
 Казалось, море забурлило или началось извержение вулкана.
 — Возьмем дом помещика! Освободим Ли-цю! Если погибать, так вместе!
 — Верно! К дому помещика!
 Толпа шумела, как морской прибой.
 Впереди бежали родители Ли-цю. Потерять сына для них было все равно, что вырвать из груди собственное сердце. Теперь Цао окончательно понял: этим миром правят обманщики!
 — Брат Лай! Ворота с утра заперты. Помоги открыть. Жизни не пожалею! Рассчитаюсь с мерзавцем помещиком!
 — Прорвемся!
 Шумною гурьбой люди окружили усадьбу. Трое солдат боязливо выглядывали из-за угла низкой стены. Люди напирали друг на друга и уже вплотную подступили к главным воротам. Но тут раздались выстрелы. Несколько человек, обливаясь кровью, со стоном упали на землю. Крестьяне еще больше ожесточились.
 — Убийцы!
 — Братец Шэ ранен! Ли Хань-цзы, возьми людей и штурмуй задние ворота!
 Снова грянули выстрелы.
 — Наддай! — кричали люди. Наконец ворота затрещали.
 — Вперед!
 Крестьяне потоком хлынули во двор.
 Солдаты, стрелявшие из-за угла, обмерли от страха и побросали оружие.
 — Бей их!
 — Разорвать на куски!
 — Сын мой! Где он? Где тот человек, которого вы вчера вечером забрали?! Говорите!
 — Пощадите! Я не знаю!
 — У-у, собаки!
 Старый Цао подскочил к солдату и изо всех сил укусил его.
 — Куда запрятали моего Ли-цю?!
 — Пощадите! Скажу, дядюшка! Скажу!
 — Куда?
 — Утром отправили в поселок.
 — Пропал сын! — Слезы ручьем хлынули из глаз старика.
 — Пощадите… — вопили солдаты.
 В это время через задние