Первое знакомство русского читателя с Барбе д'Оревильи относится к началу XX в.: в Петербурге и Москве выходят переводы некоторых из его «Дьявольских повестей»,[452] первые статьи о его творчестве и личности написаны М. Волошиным и В. Брюсовым, который считал, что лучшие произведения Барбе д'Оревильи принадлежат к числу шедевров французской литературы.
Советские литературоведы никогда всерьез не обращались к творчеству Барбе д'Оревильи, и далеко не похвальные суждения о нем, кочующие в узком пространстве справочных изданий или общих обзоров французской литературы второй половины XIX в., как правило, бездоказательны, нередко ошибочны, а иногда просто курьезны.[453] Практически все сводилось к нелестным оценкам, подразумевающим, что писатель мало достоин внимания. Читатель, отважившийся прочесть хотя бы несколько произведений Барбе д'Оревильи, едва ли согласится с такой точкой зрения. Но что противопоставить ей, кроме субъективных впечатлений?
Для адекватного восприятия очень своеобразной прозы Барбе д'Оревильи необходим как воздух контекст его исторического времени, литературной жизни эпохи и индивидуального творческого пути писателя. Попробуем хотя бы в самых общих чертах охарактеризовать эту атмосферу и этот путь.
Жюль Амеде Барбе д'Оревильи родился 2 ноября 1808 г. в городе Совёр-ле-Виконт в Нормандии. Много поколений его предков жили на берегу Ла-Манша, на полуострове Котантен. Это были крестьяне, которые трудились на плодородной земле Нормандии. В 1765 г. Феликс Барбе, дед будущего писателя, купил дворянский титул и стал именоваться Феликс Барбе д'Оревильи. Он, как и его сыновья, был приверженцем старой монархической Франции, и все они принимали участие в антиякобинском движении в Нормандии. Мать писателя принадлежала к древнему аристократическому роду Анго, который восходит ко временам царствования Франциска I. Согласно семейному преданию, прадед писателя по материнской линии Луи Анго был незаконнорожденным сыном короля Людовика XV. Таким образом, в роду Барбе д'Оревильи соединились крестьянская, аристократическая и даже королевская кровь.
В юности Барбе д'Оревильи увлекается поэзией Байрона, Мюссе, Виньи, а также романами В. Скотта. Поступив в 1829 г. на юридический факультет в Кане, он уделяет внимание не столько юриспруденции, сколько литературе и журналистике, участвует в издании либерального журнала «Revue de Саеп» и сближается с республиканцами, что приводит его к разрыву с отцом.
Первое из известных произведений Барбе д'Оревильи, написанное в пятнадцать лет, — элегия «Герои Фермопил», в которой звучит модная в 20-е гг. XIX в. греческая тема. За элегией последовало много других стихотворений, не заинтересовавших ни одного издателя и потому сожженных неудачливым автором. Только шесть лет спустя Барбе д'Оревильи снова берется за перо и пишет две новеллы: «Агатовая печать» и «Леа», в которых исследователи традиционно видят своего рода наброски двух из будущих «Дьявольских повестей» — «Обеда безбожников» и «Пунцового занавеса». К началу 30-х гг. относятся и первые публикации, которые не приносят автору успеха.
С 1833 г. Барбе д'Оревильи живет в Париже, время от времени совершая поездки в Нормандию. Он ведет жизнь денди, блистает в свете, нравы которого знакомы ему до мелочей. Люди этой среды позднее станут персонажами его романов и повестей, а такое социальное явление, как дендизм, — объектом исследования в трактате «О дендизме и Джордже Бреммеле» (1844–1845), «блестящей, глубокой и парадоксальной книге», как сказал М. Волошин.[454]
Дендизм стал для Барбе д'Оревильи образом жизни и образом мышления, способом своеобразного эксцентрического протеста против реальности, в которой его особенно пугает грубый «материализм», лишающий человека способности к полноценной духовной жизни. Под этим знаком низменного меркантилизма и нравственной деградации человека он воспринимает утвердившуюся в обществе 30-х гг. новую социальную силу: буржуа, финансистов, лавочников, предпринимателей всех мастей — мощную стихию, устремленную к обогащению и ко всему, что дает богатство, — комфорту, вульгарным физическим удовольствиям и власти. Светские салоны — слишком ненадежное «убежище» для Барбе д'Оревильи, который, подобно Бодлеру, конвульсивно ненавидит новое общество — «социальный ад», как он говорит (в повести «Месть женщины»). К тому же и «свет» подвержен веяниям нового времени и неотвратимо мельчает, хотя его представители и мнят себя «высшим» обществом. Поэтому дендизм Барбе д'Оревильи означает вызов всем, в том числе и «свету», его отличает не столько внешний характер (манера одеваться, круг знакомств и т. п.), сколько внутренний: моральная позиция, душевный настрой, определенная философия жизни, в основе которой — сознание своего превосходства над ничтожным обществом. Отсюда — презрение к окружающим, высокомерная привычка ничему не удивляться и стремление вообще не проявлять чувств, кроме пресыщенности и скуки. Денди не ждет одобрения окружающих, но это не значит, что их мнение для него безразлично: своими эксцентричными поступками он вызывает удивление, эпатирует, и это его вполне удовлетворяет.
Позиция Барбе д'Оревильи сродни дендизму и эстетическим принципам Ш. Бодлера, с которым он познакомится в 1854 г. и сохранит дружеские отношения до самой смерти поэта. Со своей стороны, Бодлер, восхищавшийся Барбе д'Оревильи, очень ценил общение с ним.
Эксцентричность не была мимолетным увлечением молодого Барбе д'Оревильи, данью моде 30-х гг. Вызывающие облик и поведение писатель сохранит и в восьмидесятилетнем возрасте: в воспоминаниях современников он неизменно предстает в шляпе с большими полями, подбитыми красным бархатом, в сюртуке, подчеркивающем его юношескую фигуру, сохранившуюся до старости, в белых панталонах с серебряными галунами. Позволяя себе в таком виде появляться на парижских бульварах, он вызывает раздражение и неприятие.
В 40—50-х гг. Барбе д'Оревильи печатается во многих периодических изданиях разных направлений, вначале преимущественно либеральных, а затем — и легитимистско-католических. Смена его политической ориентации происходит в значительной степени под влиянием г-жи де Местр, салон которой он посещает с 1840 г. В 1846 г. Барбе д'Оревильи переживает глубокий духовный кризис, в результате которого он возвращается к религии, что в конце концов приведет его к примирению с отцом в 1856 г.
Оставив на некоторое время занятия литературой, он вместе с единомышленниками из салона г-жи де Местр организует «Католическое общество», а в 1847–1848 гг. возглавляет журнал «Revue du monde catholique» и печатает в нем ряд статей о религии и церкви. Через призму своих католических увлечений он воспринимает и революцию 1848 г.: писатель становится председателем клуба рабочих-католиков «Смоковница Св. Павла», который просуществовал недолго и был закрыт с наступлением реакции.
В различных периодических изданиях Барбе д'Оревильи публикует серию статей, которые позднее составят книгу «Пророки былых времен» (1851).
Параллельно с журналистикой и общественной деятельностью писатель обдумывает и некоторые литературные замыслы. Так, у него появляется идея создать цикл произведений о Нормандии, а в 1849 г. он пишет «Изнанку карт» — первую из будущей серии «Дьявольских повестей». Это уже симптомы активизации литературного творчества, под знаком которого пройдут 50—60-е гг. Наиболее значительными произведениями этих лет являются романы «Околдованная» (1850), «Старая любовница» (1851), «Шевалье Детуш» (1863) и «Женатый священник» (1865). Последний по распоряжению архиепископа Парижского вносится в список запрещенных книг и изымается из продажи. С 1860 г. Барбе д'Оревильи предпринимает издание многотомной серии «XIX век. Произведения и люди», включающей памфлеты, в которых он изливает свое неистовое презрение ко всему, что порождено «мещанским духом» его времени.
В последние два десятилетия творчества Барбе д'Оревильи написаны «Дьявольские повести» (1874), «История без названия» (1882), «Страница истории» (1886), а также сборник статей «Гете и Дидро» (1880). С 1869 г. писатель ведет раздел литературной критики в газете «Constitutionnel», ощущая себя «наследником» знаменитого критика Ш. О. Сент-Бёва, который умер в 1869 г.
Литературно-критические статьи Барбе д'Оревильи отличаются остро полемическим тоном и субъективностью позиции. Даже А. Франс, мэтр импрессионистической критики, считавший, что перед автором критического эссе стоит единственная задача — поведать о «приключениях своей души среди шедевров», отмечает крайне субъективный, прихотливый характер суждений и оценок Барбе д'Оревильи. «Двенадцать томов его критики — это самое экстравагантное из всего того, что может внушить каприз».[455] К тому же полемика Барбе д'Оревильи приобретала иногда агрессивный характер, что, естественно, порождало в его адрес обиды, недоброжелательность и даже ненависть. Неудивительно, что отношения с собратьями по перу складывались далеко не идиллически. С некоторыми из тех, кто считал себя оскорбленным, ему удается смягчить отношения, граничившие с враждебностью (с Т. де Банвилем, Э. Гонкуром, И. Теном, М. Ж. Эредиа). Но В. Гюго, Г. Флобер, Э. Золя остаются непримиримыми.
