– Ну так дайте ему еще одну возможность, сэр.

– Что? – вскричал разгневанный отец. – Ты хочешь, чтобы я заплатил этому ростовщику?

– О нет! Зачем ему платить? Это уже его риск. А в крайнем случае Берти уедет за границу. Но я хочу, чтобы вы не бранили Берти и позволили ему остаться с нами как можно дольше. У него есть план, который может наконец поставить его на ноги.

– Он думает заняться своей профессией?

– Да, и это тоже, но потом. Он намерен жениться.

Тут дверь распахнулась, и в столовую, насвистывая, вошел Берти. Его отец немедленно занялся своим яйцом, и Берти досвистал до стула возле сестры, не потревоженный отчим гласом.

Шарлотта показала ему глазами на отца, а потом на уголок письма, белевший под подносом. Берти понял, бесшумным кошачьим движением извлек письмо и ознакомился с его содержанием. Доктор, однако, как ни глубоко он был погружен в скорлупу, заметил это и спросил самым суровым своим голосом:

– Ну-с, сэр, вам известен этот господин?

– Да, сэр, – ответил Берти. – Мы с ним немного знакомы. Но это не давало ему права беспокоить вас. Если вы разрешите, сэр, я отвечу ему сам.

– Я, во всяком случае, отвечать не буду, – объявил отец и, помолчав, добавил: – Это верно, что вы должны ему семьсот фунтов, сэр?

– Ну, я оспорил бы эту цифру, будь у меня деньги, чтобы заплатить то, что я должен ему на самом деле.

– Но у него твой вексель на семьсот фунтов? – спросил отец очень сердитым и очень громким голосом.

– Кажется, да. Но получил я от него только полтораста.

– А где же остальные пятьсот пятьдесят фунтов?

– Видите ли, сэр, комиссия составила сто фунтов, а остальное я взял булыжником и лошадками-качалками.

– Булыжником и лошадками! – повторил отец. – Где же они?

– Где-то в Лондоне, сэр. Я узнаю, если они вам нужны.

– Нет, он идиот! Было бы безумием давать ему деньги! Его ничто не спасет! – И с этими словами бедный отец удалился.

– Так нужен родителю булыжник или нет? – спросил Берти у сестры.

– Послушай, – сказала она. – Если ты не побережешься, то останешься без крыши над головой. Ты его не знаешь, как я знаю. Он очень рассержен.

Берти, поглаживая бороду, пил чай, полушутливо-полусерьезно рассказывал о своих бедах и в заключение обещал сестре постараться завоевать сердце вдовы Болд. Потом Шарлотта пошла к отцу, смягчила его гнев и уговорила пока не упоминать о векселе. Он даже сказал, что заплатит эти семьсот фунтов или, во всяком случае, выкупит вексель, если Берти наконец найдет способ как-то себя обеспечить. Они не упомянули бедняжку Элинор, и все же отец и дочь прекрасно поняли друг друга.

В девять часов они все вновь мирно встретились в гостиной, и вскоре слуга доложил о миссис Болд. Она впервые была здесь в гостях, хотя, конечно, завозила карточку, и ей стало немного неловко, что она с дружеской бесцеремонностью приехала к чужим людям в обычном вечернем платье, точно знает их всю жизнь. Но через три минуты она уже чувствовала себя как дома. Шарлотта выбежала к ней в переднюю и взяла ее шляпку. Берти помог ей снять шаль, синьора улыбнулась самой любезной и ласковой своей улыбкой, а глава семьи пожал руку с сердечностью, которая сразу ее покорила. «Какой он хороший человек!» – подумала она.

Элинор пробыла в гостиной не более пяти минут, как дверь вновь отворилась и доложили о мистере Слоупе. Она удивилась, так как ей сказали, что у них никого не будет, но, по-видимому, удивились и хозяева дома. С другой стороны, при подобных приглашениях один-два холостых гостя и считаются за никого, а мистер Слоуп имел такое же право выпить чаю у доктора Стэнхоупа, как и сама Элинор. Мистер Слоуп был, однако, весьма неприятно поражен, увидев в гостиной избранную им супругу. Он явился сюда насладиться лицезрением госпожи Нерони и обменяться с ней комплиментами. Но он почувствовал (хотя и не признался себе в этом), что, если он проведет вечер, как предполагал, его виды на миссис Болд могут пострадать.

Синьора, не подозревавшая о присутствии соперницы, взяла с мистером Слоупом обычный интимный тон. Когда он пожимал ей руку, она вполголоса сказала ему, что должна после чая сообщить ему нечто важное, – видимо, она намеревалась продолжать покорение капеллана. Бедный мистер Слоуп совсем растерялся. Он полагал, что Элинор уже видит в нем своего поклонника, и льстил себя мыслью, что это ей не неприятно. Что же она подумает, если он будет ухаживать за замужней дамой!

Но Элинор отнюдь не была склонна осуждать его за это и не почувствовала ни малейшей досады, когда ее посадили между Берти и Шарлоттой. Она не подозревала о намерениях мистера Слоупа, не подозревала даже о подозрениях своих близких и все же была довольна, что мистер Слоуп сидит в отдалении.

Не была она недовольна и соседством Берти Стэнхоупа. При первом знакомстве он редко не производил самого приятного впечатления. Правда, с епископом, озабоченным поддержанием своего достоинства, он мог потерпеть фиаско, но не с молодой и хорошенькой женщиной. Он умел мгновенно переходить с женщинами на дружеский тон без малейшего намека на развязность и наглость. Чем-то он напоминал ласкового котенка. Было так естественно ласкать его, баловать, снисходительно допускать некоторую фамильярность, а взамен он мурлыкал, принимал грациозные позы и никогда не показывал когтей. Впрочем, как у всех ласковых кошек, когти у него были – и довольно опасные.

Когда чаепитие кончилось, Шарлотта подошла к открытому окну, объявила, что полная луна удивительно красива, и позвала всех полюбоваться ею. По правде говоря, это общество, за одним лишь исключением, было равнодушно к красоте луны – в том числе и Шарлотта, но она знала, какую помощь может оказать в ее планах девственная богиня, а потому не поскупилась на восторги. Берти и Элинор тоже подошли к окну. Доктор Стэнхоуп и его супруга уже дремали в своих креслах.

– Вы сторонница Уэвелла, Брюстера или кого-нибудь еще, миссис Болд? – спросила Шарлотта, которая знала понемногу обо всем и прочла не меньше трети каждой из книг, о которых зашла теперь речь.

– О, – сказала Элинор, – я их не читала. Но я убеждена, что на Луне есть хотя бы один человек, если не больше.

– Вы не верите в желеобразную массу? – спросил Берти.

– Я слышала об этом и, право, считаю, что такие рассуждения почти греховны. Как можно выводить пределы