Джеймс Стефенс
ПЯТЬ КОРОЛЕВСТВ ИРЛАНДИИ
J. Stephens
IRISH FAIRY TALES
London
1924
Джеймс Стефенс
ПЯТЬ КОРОЛЕВСТВ ИРЛАНДИИ
Под общей редакцией
Антона Платова
Перевод с английского:
В. Фирсов, С. Ермаков, Л. Колотушкина
Иллюстрации:
А. Байбакова
© А. Платов, состав., 1998.
© ООО «Издательство «Менеджер», 1998.
ФЭНТЭЗИ И ТРАДИЦИЯ
Предисловие редактора
Спросите у любого российского поклонника фэнтэзи о родоначальниках этого жанра. Практически каждый назовет Толкиена, кое-кто вспомнит Льюиса, кому-то, быть может, придут в голову имена Томаса Мэлори, Кретьена де Труа, Васа и других создателей средневековых рыцарских романов. Но никто, за исключением редких ценителей, не назовет имя Джеймса Стефенса.
Это удивительно.
Странным образом случилось, что книги Стефенса, любимого Старым и Новым Светом, вот уже восемь десятилетий переиздающиеся на Западе, ни разу (!) не были переведены на русский язык. Между тем книги эти заслуженно считаются классикой фэнтэзи, а сам Стефенс — одним из „первооткрывателей” этого жанра. „Это один из очень немногих авторов, дарящих восхищение англичанам,” — так отзывалась о нем The Evening Standard…
Впрочем, прежде чем познакомить читателя с автором этой книги, следует сказать несколько слов и о серии, в которой книга выходит в свет.
Название этой новой серии книг — „Фэнтэзи магического реализма” — многим, вероятно, покажется странным. Да что там „вероятно” — наверняка! Фантастика (тем более волшебная) и реализм выглядят малосовместимыми, даже противоположными. И тем не менее название серии не только вполне осмысленно, но и имеет собственную историю.
В российской фантастике уже было несколько „реализмов”. Первым (не считая соцреализма, конечно) появился, пожалуй, реализм психологический. Стругацкие, Крапивин. Именно Стругацкие выдвинули мысль о том, что фантастика может быть чем-то большим, нежели простое фантазирование на технические или социальные темы, что фантастика может — и должна — стать настоящей литературой. И они действительно сумели создать книги, в которых на фоне фантастического антуража появился настоящий, живой, реальный человек.
Владиславу Крапивину удалось совершить нечто подобное в отечественной фэнтэзи — а большинство его книг это, несомненно, именно фэнтэзи. По словам критиков, „переложить на язык образов бессознательное так же умело, описать неуловимые эмоции столь же красноречиво, как Владислав Петрович, до сих пор не удавалось никому”{1}.
Как жанр „фэнтэзи психологического реализма”, несмотря на очевидную свою привлекательность, большого распространения не получил. Это и понятно — слишком непросто работать в этой области, слишком многое требуется от автора. Некоторые вещи Логинова, некоторые вещи Лукьяненко… Кто еще? Да почти все, пожалуй.
Значительно полноводнее оказался следующий „реализм” — исторический или этнографический. Какие имена — Семёнова, Логинов, Дворецкая! Здесь же — Ольга Григорьева, Юлия Горишняя. Жанр явно обретает коммерческий успех, что приводит к увеличению числа авторов и книг и — соответственно — к падению их качества. Многие из тех, кто пытается ныне писать „фэнтэзи исторического реализма”, допускают грубейшие этнографические ошибки, что, правда, нисколько не принижает жанр как таковой: мастера-то всегда остаются мастерами. Как писал кто-то из критиков: если уж у Марии Семеновой сказано, что в стену дома был вбит деревянный гвоздь, значит в IX веке действительно использовали именно деревянные гвозди.
И психологический, и исторический реализм в фэнтэзи дали нам немало прекрасных книг. Но, думается, ныне мы подходим еще к одному „реализму” в этом жанре.
Вспомним, фэнтэзи, по определению, — это волшебная фантастика (по крайней мере, в одном из значений этого слова). Если в книге нет волшебства, это научная фантастика, историческая проза, все, что угодно, но не фэнтэзи. Конечно, писатель-фантаст — абсолютный владыка создаваемого им мира, и он вправе вводить в действие любые законы Природы, в том числе и любую магию. Однако…
…Однако как-то промозглым осенним вечером в тесной московской квартирке собрались редакторы и авторы альманаха „Мифы и магия индоевропейцев”. Дождь хлестал в темные окна, но из кружек у нас в руках плыл густой аромат горячего глинтвейна.
Разговор зашел о книгах, коснулся излюбленного жанра — фэнтэзи. Кто-то достал новый роман, только что купленный в подземном переходе на Октябрьской. Я наугад раскрыл книгу где-то в самом конце, прочитал: „…И облаченный в белоснежные одежды маг взмахнул волшебным жезлом, сверкнула яркая фиолетовая молния, и Владыка Тьмы, покрытый черным плащом с изображением черепа, рухнул к его ногам…”
Все дружно рассмеялись: очередная дешевая „ходилка” на избитую донельзя тему сражения со всемогущим Повелителем Тьмы, очередное подражание Толкиену.
— Еще одна фальшивка, — сказал кто-то. Мы удивились: почему „фальшивка”?
— Чтобы писать о море, например, нужно быть либо моряком, либо человеком, любящим море и знающим о нем многое. Это верно в отношении любого литературного жанра; фэнтэзи — не исключение. Когда волшебную фантастику пишет человек, далекий от настоящего волшебства, получается именно фальшивка. Фэнтэзи должны писать маги. Ну, или, по крайней мере, специалисты в области древних волшебных искусств, магической Традиции вообще. Тогда в книге будет смысл, и реальность, в которой происходит развитие сюжета, будет правдоподобной.
Мысль эта — фэнтэзи должны писать специалисты по магии — прозвучала столь веско и столь неожиданно, что на минуту воцарилось молчание. А потом все заговорили — одновременно…
Так родилась эта серия книг. Именно серия, поскольку сам по себе жанр „фэнтэзи магического реализма” родился гораздо раньше. Думается мне, истоки его следует искать еще в тех незапамятных временах, когда слагались европейские мифы и древнейшие сказки. Именно на их основе в начале XX века были написаны первые книги в жанре фэнтэзи, но позднее связь с магической Традицией Европы была потеряна. Логиновский „Многорукий бог далайна” или „Там, где нас нет” Успенского — великолепные вещи, но… настоящей, реальной магией, магическим реализмом здесь и не пахнет…
Между тем именно сейчас — не будем здесь выяснять, почему — именно сейчас мы все более обращаем взгляд к собственным корням. С этим, например, связан и лавинообразный расцвет фэнтэзи исторического реализма. Хочется верить, что за сим последует и подъем реализма магического, восстанавливающий исконную связь фэнтэзи и Традиции… Мне думается, возможны два пути, которыми пойдут (а точнее, — уже идут) авторы, стремящиеся к новому реализму в волшебной фантастике. Первый из них — создание произведений, опирающихся на оригинальные древние предания и мифы или, быть может, на
