«Поэтому и толкнул тебя, чтобы не прогадать», – ответил Квинт.

«Врешь. Я видел, что ты смотрел на идола», – уже сердито возразил Цезарь.

«Мне сон приснился. Во сне был идол», – виновато улыбнулся Квинт Гиртулей.

«Не хочешь говорить – не надо», – усмехнулся Цезарь и пошел разбираться с Масинтой и с захваченными злоумышленниками.

На следующий день на лагерной площади, перед строем легионеров, Квинт Понтий Гиртулей получил из рук самого Гая Юлия серебряный пилум-дротик, а также дубовый венок за спасение римского полководца и вместе с ним – римское гражданство.

VI. Как тебе известно, Цезарь отбыл из Испании еще до того, как кончился срок его наместничества, и уже в месяце квинтилии девяносто четвертого года появился в Риме, так как решил выставить свою кандидатуру на выборах в консулы.

Но перед самым отъездом из Иберии призвал Квинта Пилата и предложил ему ехать с ним в Рим.

«Спасибо за оказанную честь. Но в Риме я тебе не понадоблюсь», – ответил молодой человек.

«Позволь мне самому решать, понадобишься или не понадобишься, – усмехнулся Гай Юлий и сообщил: – Корнелия Бальба из Гадеса я тоже беру с собой. Будешь служить под его началом».

«А моего непосредственного командира, Масинту?» – спросил Квинт.

«Масинте пока нельзя в Рим, – ответил Цезарь. – Его все еще продолжает разыскивать царь Гиемпсал. Мне стоило немалых хлопот спасти его от преследования».

«Мне тоже пока нельзя», – сказал Пилат.

Цезарь нахмурился. Потом спросил:

«Что? Сон запрещает?»

Квинт не ответил. А Цезарь сказал:

«Знай, Пилат, что такие предложения делаются раз в жизни».

«Знаю. Знаю, что года через два, через три ты снова призовешь меня к себе. И тогда я тебе действительно понадоблюсь», – ответил Квинт Понтий.

Цезарь рассмеялся, махнул рукой и отпустил от себя Гиртулея Пилата.

Гай Юлий покинул Иберию и уехал в Рим. А прадед мой направился в тот самый городок, в котором когда-то убит был Марк Супилий и в котором жила девушка, одолжившая Квинту женское одеяние. Девушка эта через месяц стала его женой, а с течением времени – матерью Публия Пилата, бабкой Марка Пилата и моей, стало быть, прабабкой.

VII. Такую вот историю поведал мне мой отец, сидя на поваленном дереве, на перевале Баниул, в мокром и плотном тумане, окутавшем в тот день Августову дорогу в Восточных Пиренеях.

Notes